И мама приятеля так отчётливо, спокойно и немного сочувственно мне говорит:
— Девушка, мне бы очень хотелось сказать Вам, что он у нас был. Но у нас его не было.
Господи, какая же я дура! Как я могла верить ему? Как я могла верить во всю эту сказочную ложь, про «я никогда тебе не изменял»? Почему так сладко замирало сердце, стоило лишь услышать заветное «всегда любил и люблю только тебя одну»? И зачем он говорил мне это, если всё — ложь и обман…
А некоторые его слова я теперь классифицирую просто как особо изощрённое мужское издевательство.
— Представляешь, — говорил мне иногда Дима, — станем мы старенькие, будем бродить по парковым аллеям, постукивая палочками, и вспоминая о нашей жизни…
У меня обычно от таких трогательных разговоров на глаза наворачивались слёзы. Я умоляла прекратить, а если он продолжал, то начинала рыдать, и всё это заканчивалось моими признаниями в вечной любви:
— Я хочу умереть раньше тебя! Я не смогу без тебя жить!!!
Вот насколько сумасшедше-влюблённой я была. Наверное, случись мне стать свидетельницей самой откровенной измены, я и тогда не заметила бы, что в мире существует кто-то кроме него и меня… Не знаю, как у меня с фантазией, а методиками самовнушения я обладаю в совершенстве.
До сих пор удивляюсь, почему же я всегда ему всё прощала? Может быть, дело в неожиданных подарках и сюрпризах — у Димы они всегда получались оригинальными, незабываемыми, романтичными. Особенно когда нужно было скрасить негативные впечатления. Помню, звонок в дверь, открываю — никого нет, стоят только ботинки. А на ботинках лежит гвоздика. За такие вещи можно все простить. И все отдать, не раздумывая.
* * *
То, что я беременна, я поняла в Новый год. Пожалуй, самый скромный из всех, какие только мы отмечали в своей жизни. Шиковать тогда ещё было не на что: у меня зарплата сто тридцать рублей, у Димы — стипендия, целых тридцать. И вот к этому, и так довольно плачевному финансовому состоянию, ещё добавляется вдруг моя беременность. Но я всё равно безумно обрадовалась. А вот Дима…
Представьте себе, первый курс Театрального института, лет и мне и ему — кот наплакал. Он, естественно, просил меня подождать, а я, естественно, просила не просить меня подождать. Без сомнения, Дима был ещё не готов к такому повороту сюжета. Откровенно говоря, и я была не готова.
Дима всё чаще ночевал у своих родителей, а вскоре и вовсе перебрался к ним. Он периодически звонил — я не подходила к телефону. Больше всего мне не хотелось в это время слышать его просьбы «перенести» роды на какое-нибудь отдалённое будущее, хотя бы подождать, когда он закончит институт. Я совершенно не хотела Диму терять, но делать аборт я не хотела ещё больше.