— Пневматику, — бросил через плечо тот, кого звали Владимиром, — И перочинный ножик твой.
Когда его выводили из комнаты, Александр понял, что выдержал еще один экзамен. Он ничего не попросил. Наверняка люди обычно умоляли принять их, и особенно усердствовать должен был лазутчик. А он изо всех сил старался держаться так, будто это они должны упрашивать его остаться.
***
Выйдя из карантинного блока, мужчины остановились на крыльце.
Петр Масленников, зам градоначальника по внутренним делам и командир дружины, достал из кармана пачку «Chestefield». Владимир Богданов, первый зам, занимавшийся широким кругом оргвопросов, был за здоровый образ жизни, поэтому не присоединился.
— Ты что, серьезно, поверил ему? — спросил Петр товарища, щелкая зажигалкой.
— Конечно. Вы там все головой ушиблись со своими шпионами. Человек небесполезный. Не экстра-класс, но голова на месте. Обычно снаружи все приходят невменяемые, а этот шпрехает, как депутат. Специальность не ахти какая, но пусть живет.
— Добрый ты. Я вот все равно за то, чтобы выкинуть его. А лучше расстрелять.
— Хочешь сказать, я людей не знаю?
— Лучше перестраховаться. Не в этом заморыше дело. Я жопой чую, какие-то нехорошие дела затеваются. За месяц двадцать пять стволов пропало, двух дружинников зарезали, одного застрелили. Я уже землю носом рою, никаких концов. Ну, есть у нас гопота, но не могли они такое сделать. Это внешние.
Последнее слово Масленников произнес на тон ниже.
— Но тогда им кто-то из наших помогает, — предположил Богданов.
— Кто?
— Отщепенцы. Дегенераты. Все нормальные давно перековались. А эти из тех, кто побывал снаружи и хотят вольницы. Воруй-убивай… Заметь, пока мы строились, они сидели тихо. А только началась мирная жизнь, вылезли, как тараканы из щелей. Это в Убежище мы все были как на ладони; особо не забалуешь, да и уходить некуда. А теперь все дерьмо всплывает. Пора закручивать гайки.
— Вот-вот, — согласился опер, — Мой человек в диаспоре говорит, что и там какие-то шевеления. Молодняк бурлит, мол, вся власть у русских. Зачем мы этих джигитов вообще с собой привезли? Надо было дать им долю продуктов, и пусть бы ехали куда хотят. Хоть на историческую родину. Не взяли же мы с собой СПИДоносцев.
Об этом вспоминать не любили. Но в тот момент решили, что не могут позволить себе рисковать. Здесь было не до толерантности.
— Да ты расист, — заметил Богданов.
— Жить в России — быть расистом.
— Щас. Мало у тебя имперского мышления. У нас в каждом половинка от татарина и четверть от монгола.
— Даже в тебе? Вова, не начинай свою долбанную заумь. Меня больше волнует, что один из наших сносится с кем-то снаружи.