Спрятав в карман бумагу, Данилов кивнул. Он уже слышал что-то подобное, правда, в «Оптиме» обходились без документов, но в остальном прием проходил по сходному сценарию.
— И вот еще, почитай о наших законах, — Владимир посерьезнел и протянул Саше брошюрку, отпечатанную на обратной стороне какого-то бухгалтерского документа. — Они суровы, сразу говорю. Всему, что скажут старшие, будь это твой бригадир или я, или наш глава, Сергей Борисович Демьянов, подчиняться беспрекословно. Тюрьмы тут нет, дармоедов мы не кормим. За серьезные нарушения — петля. У нас есть свой пенькозавод, так что веревками мы обеспечены. За мелкие — в исправительный отряд имени Солженицына, на срок от недели до трех месяцев. За средние или спорные — изгоняем. Правда, с недавних пор эту практику прекратили. Теперь чаще вешаем.
— Куда только смотрит «Amnesty International»?
— Чувство юмора есть, уже хорошо. С виду ты нормальный, но, без обид, пока тебе доверия нет. Я сам знаю, что творится снаружи, там трудно не озвереть. Пришел тут один, месяц жил нормально, а потом сорвался… Ну и закончил, болтаясь перед зданием горсовета. Потом сняли, правда, мы же не дикари. Там шесть фонарей, и все пока свободны. Если чувствуешь в себе что-то такое, лучше уходи.
— Спасибо, что ввели в курс дела. Со мной проблем не будет.
— Вот и зашибись, — Владимир вручил Александру отпечатанный на принтере паспорт с новенькой фотографией. Сравнить это лицо с тем, что было в старом паспорте и никогда не подумаешь, что один и тот же человек. — Все, товарищ Александр Данилов. С этого момента ты гражданин. Может, последнего настоящего государства на Земле.
— Спасибо, — поблагодарил Саша. — Только гимна не хватает.
— Нету гимна, — пожал плечами Богданов. — Руки не дошли. Напиши, тогда будет. Ты же гуманитарий, а не какой-нибудь физик. Все, вперед к трудовым подвигам.
Под его насмешливым взглядом Данилов поднялся, попрощался и вышел из кабинета.
***
Было еще прохладно. Июнь 1-го года новой эры больше походил на апрель: огромные массы снега, накопившиеся за три года, таяли неохотно, несколько раз, должно быть из-за движения атмосферных фронтов, оттепель сменялась похолоданием, и ручьи на улицах покрывались ледяной коркой, а пару раз даже выпадал белый снежок, который, впрочем, тут же растаял.
Настя шла вдоль шоссе. Шла она одна, слегка оторвавшись от остальных женщин, которые шли тесной гурьбой, весело щебеча. Эти места считались безопасными, но все равно с ними было трое дружинников.
Чудовищный паводок доставил им кучу проблем, на некоторое время превратив город в Венецию. Половину домов, занятых ими зимой, пришлось отселить. Что еще хуже, вода подмывала шоссе и разрушала насыпь железнодорожных путей. И если дорогу можно будет худо-бедно подлатать, то новые рельсы положить будет гораздо труднее, а без них у Города будут проблемы. Поэтому трудовые ресурсы и были равномерно распределены между начавшейся посевной, борьбой с наводнением и ремонтом путей. Для отвода воды рыли канавы, укрепляли насыпи, пригоняя самосвал за самосвалом.