— Не трогайте! — отчаянно кричал Владик, кидаясь в самый центр свалки и безуспешно пытаясь пробиться. — Это не ваши! Это мои!
Его никто не слушал. Каждый хватал сколько мог. Возле одного стола вспыхнула драка. Стоявшая на четвереньках девушка в черном платье вырывала деньги из рук другой. Та с визгом вцепилась ей в волосы. Парни старались их разнять. На помощь им неуклюже спешил охранник.
— Эх! — выдохнул Боня, хватаясь за лоб и качая головой. — Дурной ты, Юрок! Ох, и дурной!
Косумов торжествовал.
— Пусть ползают на карачках! Мрази! — воскликнул он и презрительно сплюнул.
— Глупо, — спокойно отозвалась Диана. — Они и за меньшее готовы ползать.
Она без особого интереса посмотрела в сторону возбужденной и разгоряченной толпы.
— Противно, — заметила она, отворачиваясь. Кажется, сцена произвела на нее совсем не то впечатление, какого ожидал Косумов. Он был раздосадован.
Деньги уже расхватали. Счастливцы, разойдясь по местам, отряхивались и считали добычу. Те, кому повезло меньше, следили за ними с нескрываемой завистью.
К нам вернулся раскрасневшийся Владик, сжимая в кулаке несколько купюр. В свалке его изрядно потрепали.
— Разве так можно? — накинулся он на Косумова. Его синие глаза горели негодованием. — Это же целых две тысячи долларов!
— Да перестань, — оборвала его Диана. — Ты из-за каждого рубля удавиться готов! Пусть каждый делает что хочет. Иначе и жить не стоит.
Я взглянул на Настю. Весь этот эпизод подействовал на нее убийственно. Она забилась в угол между стойкой и стеной и в ужасе смотрела на нас оттуда. Мне стало ее жалко.
— Пойдемте, — сказал я. — Я дам вам машину. Вас отвезут домой.
Косумов истолковал мое вмешательство по-своему.
— Не лезь! — скомандовал он, подступаясь ко мне. И чуть наклонившись, прошипел в ухо: — Это не твоя девушка!
В моем нынешнем состоянии лучше было меня не цеплять. Я был рад любому поводу.
— Не моя, — согласился я, подавляя раздражение. — И, похоже, еще не твоя. А если ты хочешь за ней ухаживать, то завтра с утра ты можешь приехать к ней с цветами. Как мужчина, — добавил я, передразнивая его акцент.
Я говорил негромко, чтобы не очень его обидеть. Но он все равно очень обиделся.
— Я тебе сказал, не лезь! — повторил он, брызгая слюной мне в лицо.
Это было неприятно. Я уважаю национальное достоинство кавказцев. Особенно при женщинах. И национальную гордость великороссов — при всех остальных. Даже если эта последняя существует лишь в моем воображении.
Поэтому левой рукой я легонько обхватил его, а правой двинул ему по печени. Он булькнул и нырнул вниз, ткнувшись носом в мое заботливо подставленное плечо. Со стороны, наверное, казалось, что мы дружески обнимаемся.