Первым делом он зашел на почту и дал сразу восемь телеграмм по различным адресам. Во всех телеграммах слова и точки были одни и те же, в одной и той же последовательности: «Меня не ищите, меня больше нет. Прощайте».
Вторую половину дня он выбирал домик, в котором ему предстояло остановиться. Объявлений о сдаче комнат внаем было предостаточно. Ему хотелось, чтобы дом, в котором предстоит жить, отличался от других. И он скоро нашел такой: двухэтажный, из красного кирпича, с круглыми окнами на втором этаже и романскими на первом, дом, стоящий за чугунной, красивой оградой. На ограде раскачивалась страничка, на которой было написано красной масляной краской:
«Сдаю комнаты. Недорого».
Андрей Ильич открыл калитку, прошел по узкой асфальтовой дорожке к двери и позвонил.
После небольшой паузы дверь открылась легко, как будто ее перелистнули, как будто это была не дверь, а глянцевая страничка иллюстрированного журнала, и... он увидел перед собой прекрасное лицо, большие, чуть раскосые глаза, расставленные широко, излучающие тепло и нежность. Лицо прекрасной женщины — радушное и светлое, без единой тени. Красота хозяйки поразила его, что забыл о приготовленных им для такого случая словах. За ее спиной, в глубине, горел желтый абажур.
— Здравствуйте, — сказала она, — слушаю вас.
Андрей Ильич покраснел, как новорожденный, как
будто только что он с трудом в тяжелых родовых муках преодолел сопротивление материнского тела, как будто только что вышел наружу вперед темечком. Он покраснел всем телом, не только лицом. Как новорожденный, он должен был закричать или заплакать, но он, слава богу, не закричал и не заплакал, а только от сильных, нахлынувших внезапно чувств в его горле образовался ком.
— Вы по объявлению? Комнату хотите снять? — спросила она.
— Ага, — выдавил из себя он.
— Одну комнату?
— Ага.
— Вы один будете жить?
— Угу.
— Вы гулите, как грудной ребеночек, вы говорить умеете?
— Угу.
— Что?
— Я на самом деле родился, то есть появился на свет только сегодня, — сказал Андрей Ильич, — вы уга, — он вдруг стал заикаться, хоть никогда в жизни не заикался, — уга, уга, уга...
— Угадала?
— Угу, уга... дали, — пробормотал он.
— И давно вы родились?
— Часа три тому назад.
— В пальто, шляпе и ботинках?
— Ага.
— А как вас зовут?
— Не знаю. — Он пожал плечами и улыбнулся, еще раз пожал плечами и улыбнулся.
Она еще раз внимательно рассмотрела его. Ей стало жалко этого уже не молодого человека, в чьих глазах было столько всего такого, о чем в жизни не рассказать. Ни за что не рассказать. Живое и настоящее страдание.