— Кому сказать — не поверят, — сказал Лебедушкин, — я репетирую роль Дездемоны. Но с кем репетирую?! С командиром части, ночью, при свечах. Ох удивился бы Олег Павлович, если бы узнал, что со студентом школы-студии МХТ, которого выгнали со второго курса, происходит такая забавная история.
— За что же тебя выгнали?
— Я сказал то, что думаю, одному влиятельному человеку.
— А именно?
— Что спектакль, который он поставил, есть фальсификация искусства, подлог, более того, я сделал это в оскорбительной форме. Они играли Островского не по смыслу, поверх текста. Меня это оскорбило. Я поделился впечатлениями от спектакля прямо на лекции, в грубой форме.
— Тяжелый у вас, однако, характер, Наталья Сергеевна.
— Но и у вас тоже непростой.
— Я никогда не репетировал. Говорите, что делать.
— Сначала читаем кусок по очереди. Я и вы. Знаете, что такое театр?
— Откуда мне, сиволапому?
— Это место, где люди ходят по сцене и говорят по очереди. Говорите.
Полковник прочитал первые строки от отметки, сделанной ногтем новобранца вниз к нижнему листу страницы:
Таков мой долг. Таков мой долг. Стыжусь
Назвать пред вами девственные звезды
[2].
— Итак, пошли дальше, Отелло... читайте, читайте!
Полковник прочитал полстраницы. До ремарки:
«Отелло целует Дездемону».
— И что это значит? Что я должен буду тебя поцеловать, Лебедушкин? — Полковник перешел на полушепот.
— Разумеется.
— Нет, давай поищем другой отрывок, где Отелло не целует Дездемону.
— В том, что вы поцелуете меня, ничего страшного нет. Во-первых, это условность, это игра, это искусство, а во-вторых...
— Я терпеть не могу, когда мужчины целуются, это достаточно противная штука!
— Устал повторять — я девица. Вы же меня вместе с начальником медсанчасти осматривали!
— Нет, нет, давай возьмем другую сцену.
— Хорошо сцена вторая... страница тридцать вторая, начинаю я.
— Валяй!
Коля прочитал за Дездемону. Полковник подхватил. Так продолжалось минут десять. Полковник медленно входил в раж! Они закончили большой отрывок.
После ремарки автора «Отелло плачет» полковник замолчал.
— Что случилось? Почему вы остановились? — спросил Коля.
— Одну секундочку. Так значит, здесь я должен заплакать? — сказал Кинчин не своим голосом.
— Да, Отелло в этом месте плачет, — подтвердил догадку Лебедушкин.
— Давайте, Наталья Сергеевна, возьмем какой-нибудь другой отрывок.
— Что вам не понравилось на этот раз?
— Я не буду плакать.
— Почему?
— Я не плакал, когда хоронил мать, не плакал, когда под Пандшером моего друга разнесло минометным снарядом в клочья. Я не буду плакать. Возьмем другой отрывок.