— О чем?
— Неужели когда-то мы были двумя половинами одного целого?
— Но она такая маленькая и хрупкая женщина. Она размером с пятикопеечную монету.
— Да, но голос у нее как у десятипудовой примадонны.
Тая запела. У меня на глазах выступили слезы. Пролетающая над водой птица заслушалась, забыла сделать взмах крыльями, упала в воду и утонула.
— А кто в другой лодочке. Вот эта черненькая, вот эта маленькая брюнетка?
— Наташа.
— Она мне нравится больше всех.
Я видел ее только дважды. Первый раз мы встретились в большой компании. Мы сидели за столом, ужинали и смотрели друг другу в глаза. Мы разговаривали глазами. Молча обо всем договорились и, когда гости разбрелись по дому, заперлись изнутри на ключ в кабинете хозяина и, не сказав ни слова друг другу, молча...
— Что, не говоря друг другу ни слова?
— Не говоря друг другу ни слова!
— Как рыбы?
— Как глухонемые! Как цветы! Как осьминоги! Как звезды!
— А которая из них твоя самая первая?
— Та, у которой на голове хризантемы, — сказал я и показал на девушку с венком на голове.
— На вид не дашь больше шестнадцати.
— Так оно и есть, она умерла и навсегда осталась юной.
Саша прищурилась, чтобы лучше увидеть свою соперницу, провалившуюся в мир Харона.
— Как это случилось?
— У нее был врожденный порок сердца, утром мать нашла ее мертвой в кровати.
— Давай помянем.
— Одну секунду.
Я сделал широкий жест рукой. Из рукава тут же потекла водка, посыпались закуска и звенящие стаканчики.
— Царствие ей небесное, — сказала Саша.
— Да будет земля ей пухом, — сказал я.
Мы выпили, закусили и снова стали смотреть на воду.
— А вон та худая, в платье с блестками?
Я ее звал Жираф за выразительные, печальные глаза и длинную грациозную шею. Мне было девятнадцать, когда мы познакомились ночью на улице. Я только приехал в Москву, у меня не было ни крыши над головой, ни денег! Я погибал от холода, стояла глубокая осень. На мне был тонкий румынский плащ. Я надевал три свитера один под другой, но и это не спасало. Жираф пригласила меня в гости. На последние деньги я купил бутылку вина. Я грузил хлеб в булочной у трех вокзалов.
— Ты работал грузчиком?
— Сутки через двое. Днем носил тяжелые камни, которые Христос только-только превратил в хлебы, ночью спал на столе для покупателей в торговом зале, рядом с витриной. Когда приезжали машины с горячими булыжниками, меня будили, и я опять работал. Рано утром я возвращался домой на метро. Все деньги, которые я зарабатывал, уходили за квартиру. Один день я работал, два дня были свободными.
— Они тебе кого-нибудь родили? Твои женщины?