Через две недели я сошел с трапа самолета в Петербурге, ощущая себя полыхающим рассветом прекрасного августовского дня, тут же, долго не раздумывая, сдал свои крылья в камеру хранения, купил печатную машинку, лучший английский чай, заперся в гостиничном номере и начал пьесу о нравственном метаболизме. Сначала пьеса мне нравилась очень, потом значительно меньше, после я понял, что не написал главного — мелодию. Я оставил только один лист, все остальные порвал и решил, что когда-нибудь перепишу ее заново.
Завершив работу над полным фиаско, я тут же отправил известие о поражении своему агенту и завалился спать. Мне снились киносценические метаморфозы, ужасные и прекрасные декорации, окровавленные актеры, ползающие по сцене, ухающие, словно ночные птицы.
В пять часов пополудни, как только открыл глаза, получил телеграмму: «Я дома в своей постели, у меня стучат зубы и звенит в ушах! Сегодня у меня последний свободный день. Мессалина».
Я достал из чемодана аппарат Морзе и парировал в ответ: «Дорогая! Возьми себя в руки, вставь в зубы шенкеля, расслабь мышцы, скоро ты почувствуешь по всему телу легкие электрические разряды. У тебя потемнеет в глазах. Я буду с тобой мысленно, прямо здесь, на расстоянии пяти тысяч километров. Итак, настраивай приемник на длинные волны!» Я вообразил себе ее маленький и сочный приемник и почувствовал, как моя антенна ушла в небо. Из меня стали рваться радиоволны.
В ответ я получил послание: «Никаких телепатических сеансов, никакой метафизики, никаких экспромтов. Хочу тебя реального!»
Я понял, что на треть забыл азбуку Морзе, вышел из гостиницы, приехал на почту и отбил телеграмму: «У меня в голове сражаются кастрированные евнухи-коротышки!» В ответ она телеграфировала: «Не могу забыть, как ты подбрасывал вверх и ловил ртом шоколадное драже!»
Моя телеграмма: «Ты погладила мужу рубашку?»
Ее телеграмма: «Девочки, он ревнует меня, какое счастье!»
Я: «Как ты могла выйти замуж за этого человека?»
Она: «Он меня любил, и я подтаяла... была счастлива месяца два... у нас клуб любителей сладкого».
Я: «Ты изменяла ему?»
Она: «Да!»
Я: «Смягчающее вину обстоятельство. Вы развелись?»
Она: «Нет!»
Я: «Из таких мужчин делают сопливчики для грудничков!»
Она: «Девочки, его трясет от злости!»
Моя телеграмма: «Девочки, я спокоен, как молоко, мой нос холоднее зимней стиральной машины».
Ее телеграмма: «Твои слова задыхаются, они не похожи на равнодушие».
Моя телеграмма: «Рыбка не плавает вперед хвостом!»
Ее телеграмма: «Разговаривать с тобой все равно, что дышать слонами».
Я: