Пока вода грызет жесть на крышах и в трубах, рабочие ночной смены, в твердых фартуках мечтают о прекрасной праздности, их мускулистые руки тонут в беспредельности, их руки становятся медузами и плывут по течению все дальше от берега в открытый океан... отдыхая, отдыхая, отдыхая, покачивая синими оборочками и отдыхая...
Иногда, в редкие минуты, почти чудом дождевые тучи уходят. И тогда с неба на людей смотрят не звезды, а танцы. Я сижу с душой, открытой настежь, и позволяю свободно продвигаться воздушным массам сквозь мою грудную клетку. Чтобы развлечься, я представляю себе движение воздуха и ветра как некое движение во мне Святого духа: привязал к своим обнаженным ребрам красивые пестрые ленточки, и они залепетали на все голоса.
Случайно я вдохнул в себя редчайшее по своей изумительной красоте мгновение. Я понял, что нахожусь повсюду, во все времена, и последнее мгновение стало расползаться, как кофейное пятно на скатерти, но только очень быстро... со скоростью света. И уже через минуту я впитал в себя Абсолют. Все рождения и все смерти всех живых существ во все времена. Я впитал в себя Господа Бога, как промокашка.
Минуты мне вполне хватило для того, чтобы прожить жизнь всех живых существ, когда-то обитавших на этой планете. Такого ощущения полноты бытия я не испытывал никогда.
Бели человечество — это огромный корабль, плывущий в будущее, в смерть, в Ничто, тогда я сделал свой выбор: я прыгаю за борт, потому что хочу иной перспективы и обязан о себе позаботиться. Чтобы не испытывать судьбу, я хочу умереть прямо сейчас, но при этом остаться в живых.
Я хочу умирать каждое мгновение, а не один раз, но крупно, всерьез и по-настоящему. Я хочу раздробить свою смерть при помощи железной чаши и ступы для колки орехов, я хочу стереть свою смерть в пыль и принимать ее каждый день по чуть-чуть каждое мгновение.
Умирать и рождаться снова и снова.
Наполеон ежедневно принимал мышьяк, чтобы яд не имел над ним силы. Так и я желаю ежедневно принимать смерть, чтобы привыкнуть к ней, чтобы однажды не вылететь в дыру, не бухнуться лицом в грязь, чтобы ни ад, ни рай не стали для меня автобусными остановками, но всегда оставались духовными ориентирами, несли в себе символический смысл.
Я отпил из ладони последние прекрасные мгновения, которые принадлежали праздным, избранным счастливцам, сделал последний глоток, вытер рукавом губы.
Опять пошел дождь. Я стоял босыми ногами на холодном полу. На стене за моей спиной сидела огромная цикада, она стрекотала, отсчитывая мое время, вращая усиками разной длины. Моя жизнь медленно и плавно уходила вверх по диагонали.