— Глотов! Кунгас! Ты?
— Я, Пиапон, я. Живой, видишь…
— Живой, верно, живой. А говорили, что тебя в Николаевске Тряпицын расстрелял.
— Обошлось, как видишь.
— Откуда ты? Здесь живешь?
— Нет, Пиапон, в Чите работаю, в ревкоме. Еду во Владивосток, по пути зашел, чтобы встретиться.
— Поговорить надо, посидеть…
— Сейчас не сможем, у вас заседание съезда, а меня поезд ждет, скоро отходит. Мы еще встретимся, может, даже к вам, в Нярги, приеду.
— Ты, Павел, все же не уехал на родину, туда, куда солнце запаздывает?
— Не пришлось. При встрече расскажу все. А ты, Богдан, чего молчишь? Мечта об учебе живет? Крепко?
— Живет, Павел!
— Ну и хорошо. Откроем здесь в Хабаровске техникум, будем готовить наши советские кадры.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю, Богдан. Чита — главный город Дальневосточного края, оттуда все указания идут. Вот так, Богдан. — Глотов посмотрел на часы и заторопился. — Обязательно увидимся, друзья! — сказал он, пожимая руки Пиапону и Богдану. — Теперь мне с Дальнего Востока никуда не уехать.
— Ты женись, — посоветовал Пиапон.
— Женился уже, ты опоздал с советом, — засмеялся Глотов и вышел на улицу.
Богдану живо припомнилась его последняя встреча с Глотовым. Это было в Николаевске. Он тогда ликовал: белые разгромлены, в городе остались одни японцы, но и те вели себя мирно. 14 марта 1920 года в Николаевске открывался окружной съезд Советов. Нанайцев, нивхов, орочей распускали по домам, но Богдан ради этого съезда остался в городе, потому что съезд — это установление советской власти. А ему очень хотелось на это посмотреть.
— На съезд допускаются только делегаты, — говорили ему.
— Я попрошу, мне разрешат, — отвечал Богдан.
Он обратился за разъяснением к своему крестному — доктору Храпаю, и тот обнадежил, что его, как гостя, могут пропустить на съезд.
Проводив своего приятеля Акунку, Богдан немного взгрустнул. Утром он пошел в штаб и там нос к носу вдруг столкнулся с Павлом Глотовым, только что приехавшим из Де-Кастри после разгрома отряда полковника Вица.
— Учитель! — Богдан бросился к Глотову и обнял.
— Богдан! Как я рад, что ты жив, — тискал его Павел Григорьевич. — Молодец! Дай-ка я погляжу на тебя получше. Настоящий партизан. Докладываю, товарищ командир, полковник разгромлен, твои дяди — Пиапон, Калпе, Дяпа, а также Токто — все отбыли домой. Велели тебя обнять. Вот так…
Вечером Богдан, отстояв на карауле возле комендатуры свое время, зашел отогреться в здание.
— Что это сегодня в штабе огни во всех окнах? Работают, что ли? — спросил он заместителя коменданта.
— Ха, работают! — усмехнулся тот. — Банкет там, Богдан. — Увидев, что Богдан его не понял, пояснил: — Гулянка, выпивают, значит.