— Откуда у тебя пушнина? — спросил Борис Павлович.
— Сам добываю. Спроси…
— Охотники-гольды столько не добывают.
— Что мне гольды? Я лучше их стреляю, умею…
— Ничего-то ты не умеешь! Ты не здесь в Вознесенске торгуешь, ты торгуешь в тайге. Думаешь, мы не знаем это? Знаем, все знаем.
После Берсенева выехали в Мэнгэн к Американу. Нанайского богача застали в стойбище.
— Никогда я не торговал и торговать не умею, — заявил Американ. — Раньше, правда, маленько-маленько менял всякие товары на пушнину, теперь кончил, не хожу к орочам.
— Но пушнина у тебя есть.
— Нет пушнины, что зимой добыл, все сдал.
— А откуда водки привез целую лодку? — спросил милиционер.
— Что? Какую водку? — вдруг побледнел Американ.
— Ты контрабандист, мы знаем. Водкой торгуешь, на пушнину меняешь.
— Ищи водку! Ищи пушнину! Найдешь — тогда говори!
Милиционер произвел обыск, но ничего не нашел, расспрашивал соседей, но те все отрицали: они не отдавали Американу пушнины, не видели у него водки. Не удалось разоблачить Американа.
Труднее всего пришлось с китайскими и маньчжурскими торговцами. Болонский торговец У и хунгаринский Чжуань Мусань жили на Амуре десятилетиями, они пустили здесь глубокие корни. Женаты они были на нанайках, дети их женились, и они теперь были кругом опутаны родственными связями. Правда, многочисленные родственники не получали никаких выгод от этого родства, они были такими же должниками, как и все остальные. Этих торговцев заранее предупредили, что торговать им на советской земле запрещается, что они должны покинуть Амур.
Когда Воротин приехал в Болонь, одряхлевший У уже был готов к отъезду. Провожать его собрались все родственники. Много пили и слез много пролили: хитрый У роздал остатки продовольствия и товаров, собрал долги с тех, у кого была пушнина, припасенная для закупки зимнего запаса.
— Собрался, — сказал У и заплакал.
Торговец теперь плакал настоящими слезами, он привык к амурской земле, здесь прошла его молодость, здесь он собирался встретить смерть. Тяжело ему было еще и потому, что отказались уезжать с ним старшая жена Супиэ и тридцатилетний сын Чифу. Оставалась и замужняя дочь. Старый У оставлял на амурской земле мечту своей жизни — торговый дом и детей. Уезжали с ним лишь младшая жена Майла и сын Муйсэ от старшей жены.
— Ты покидаешь родину, почему? — спросил Воротин Муйсу.
— Отец старый, жалко.
— Врешь, ты торговцем там станешь, — сказал Лэтэ Самар.
Случайно оказавшийся на проводах Токто заметил:
— Китаец, он и есть китаец, тянет его на свою родину. Ему что Амур — тьфу! Амур ему не дорог, так же, как и мать. А Чифу настоящий наш человек, нанай. Отец и мать уезжают, а он остается.