— Что за чудеса? Откуда у тебя деньги, Чика?
Чика изображал вальяжность.
— Кредит, друзья мои, кредит! И не спрашивайте лишнего.
Они вспомнили, что его отец рассорился со спиртозаводчиком Бородиным, что Зарубина-старшего подозревали в том, что он стакнулся с японцами на скользкой тропе оптовых продаж нелегального алкоголя. И Наумчик здесь тоже был при козырях.
Набежало облачко. Но в Чикиных глазах уже собиралась обида, а день сулил приключения. И они пошли к «Наумчику» — в единственное заведение, где гимназистам, с оглядкой, могли подать вина.
Выпили легкого сливового вина, закусили его печеньем и через четверть часа вываливались на солнышко — трезвее, чем зашли. Коперник, правда, изображал, понарошку, подгулявшего купчика. Он встал на крылечке и сдавленным голосом продекламировал, сжимая перед собой полный кулачок: — Вона! Вона где всю Волгу держу!
Но смех замер на их устах, потому что напротив, на веранде, обдуваемой ровным сунгарийским ветром, сидел, во фронт к ним, с двумя «свитскими», человек, который не должен был видеть их поход к «Наумчику», не должен был вообще появляться в таком заурядном для себя месте, но который несомненно все видел и после Осиной выходки, бесспорно, оценил их поведение в самом невыгодном для них свете.
Он укоризненно глядел на них, элегантный седой мужчина на середине восьмого десятка лет, в круглых очках на остреньком носике, подтянутый, пружинистый, как самурай из японской фильмы, назвать его стариком было немыслимо. Губернатор Тобольский, губернатор Томский, генерал-губернатор Приамурского края, всемогущий начальник Земельного отдела КВЖД и основатель знаменитой Гондатьевки, патрон их гимназии и крестный Пети Сосницына Николай Львович Гондатти.
Словно молния ударила в землю перед ними. Они невольно выстроились в линию и опустили головы.
Петя не видел крестного целый год, он знал, что Гондатти был болен, что события текущего года крепко подкосили его. Видимо, ему стало получше, он занимался какими-то делами в городе, и сейчас его вывезли на свежий воздух. Великий человек пил чай с лимоном, и его пальцы неестественно долго сжимали мельхиоровый подстаканник, не отрываясь от него, конечно, раскаленного. Потому что крестный был возмущен, разгневан.
Пауза затянулась, и вдруг Петя вздрогнул от пронзительной догадки: крестный не знает, что и сказать. Такие наступили времена! Сочувствие и раскаяние заставили его помочь крестному.
— Николай Львович! Извините нас, но мы… не виноваты! Это была шутка, не более… Честное слово!
— Честное слово? — переспросил Гондатти. Он печально смотрел на Петю.