— Как думаешь, сын мой, не перечикают ли они нас?
— Типун тебе на язык, — рассердился Пьеро, — нашел, о чем думать?… Впрочем, будь что будет!
К ним подошел пожилой солдатик, из породы сующих нос во все без разбора, и спросил:
— Ну, как вы тут, под японцем-то, набедовались? Голодали, или как? Жал вас японец?
— Всего хватало, товарищ, — ответил ему Понеже. Глаза его благодарно заслезились, — как мы вас ждали, родные вы наши. Господи благослови…
— Понеже! — напомнил Петя.
— Сидоренко! — жестко, угрожающе окликнули солдатика.
— Дождались, — сказал он тихо и затрусил к своим. Старший из солдат, с широкой полосой на погоне, встретил его каменным взглядом.
И кто-то из солдат громко сказал:
— А хлебушек они тут ели белый, я разглядел.
— Вот оно как! Так-так-так!
Неважное дело, виноватое дело: они, молодые, как нарочно, крепкие, рослые, домашние, стояли перед солдатами, положившими годы на защиту Родины, пробившимися сюда сквозь смертельный огонь.
А в это самое время в театре «Модерн», окруженном почетным караулом автоматчиков, начался торжественный банкет. Лучшие русские и не только люди Харбина, краса его и гордость, славили освободителей. И не осталось в городе ни одной бутылки шампанского после этого торжества. Старшие офицеры в парадной форме сидели на сцене, в их наградах и погонах вспыхивало солнце Победы. Генерал Белобородов поднял свой бокал — и в нем засияло солнце Победы. Он провозгласил:
— За прекрасных русских людей, живущих здесь, в Китае, которые оказали неоценимую помощь Советской Армии в победе над японцами!
За цвет мужского населения в Харбине!
За вас, герои! Ура!
— Ура!!! — ответили ему лучшие люди Харбина, неловко переглядываясь: великодушно перехваливает их этот интеллигентный генерал.
На летней эстраде Желсоба, традиционно оборудованной под ринг, собрались офицеры. Они яростно о чем-то спорили, и вот уже двое, майор и капитан, раздеваются по пояс под хлопки боевых товарищей. Невесть откуда берутся боксерские перчатки.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал Петя, — посмотрим.
— Пойдем к тебе, выпьем вина, твоя амочка запаслась, — сказал Понеже.
Но Петя уже бросил якорь, его не оттащишь.
— Пойдем, не к добру это, — повторяет Понеже, — выпьем, может быть, в последний раз.
— Не каркай, отче, — сердится Пьеро, — мне очень интересно.
Офицеры начинают бой. У одного глубокий рваный шрам на спине, у другого — давнишняя заросшая дырка под ключицей. Сталинград? Берлин?
Зрители гудят. Офицеры мигом подбили друг другу по глазу. Пете понятно, что боксеры из них неважные — просто сильные, уверенные в себе люди, кровь играет. Да и когда им было заниматься боксом, в отличие от него, Петра Сосницына?