Вернусь к словам Коли Губенко о Пушкине и его трагедии "Борис Годунов". Сказаны эти слова, напомню, в 1964 году. До любимовской постановки пушкинской трагедии, где Губенко исполняет главную роль, еще восемнадцать лет. Но ниточки к этой роли тянутся из его студенческого бытия.
Откроем снова книгу Н. Волянской. Из нее видно, что Герасимов и его ученики внимательно и предметно занимались работой над пушкинской трагедией. Причем за ее постановку отвечал Н. Губенко, который выступил и в качестве режиссера. Он "требовал от актеров железной дисциплины в отношении явки. Он организовал ряд просмотров старых фильмов, имеющих отношение к эпохе, составил композицию, подобрал музыкально-шумовое сопровождение и вместе с другими участниками работы нашел грим и костюмы"22.
Герасимов высоко оценил режиссерский опыт своего ученика, заметив: "Коля, ты просто крупный режиссер". Мастер сделал ряд небольших поправок к предложенной композиции, а так принял ее полностью. Больше претензий имелось у него к Губенко-актеру. Герасимов предостерег его от повторения наработанного на брехтовском спектакле. Николаю не удалось преодолеть власти предыдущего образа, глубоко вошедшего в его сознание. И этот образ, Артуро Уи, проступил в исполнении роли Бориса Годунова.
Я не могу судить о справедливости или несправедливости данного замечания, поскольку не видел губенковской композиции. Но в принципе это замечание отвечало общей эстетической и педагогической концепции Герасимова. На протяжении всего обучения он добивался от своих учеников, чтобы они были предельно естественны, натуральны. И могли бы органично перевоплощаться в любого персонажа с тем, однако, чтобы такое перевоплощение шло в рамках расширения естественных возможностей натуры актера, без грубого насилия над его собственной природой.
Как я предполагаю, Герасимову не хватило в игре Губенко в пушкинской трагедии именно перевоплощения. Мастер отметил неординарность актерского решения образа главного героя: "... Коля играл злого Бориса, умного, размышляющего, темпераментного, но злого, свирепого даже"23. Акцентирование такой свирепости, по мнению Герасимова, противоречило пушкинскому замыслу. Мастер последовательно учил своих питомцев с большим и искренним уважением относиться к классике, к литературе в целом. Модернистская и постмодернистская вольность в использовании классического наследия во ВГИКе осуждалась, иногда, замечу вскользь, осуждалась напрасно, с ненужным рвением. К слову сказать, сам Герасимов прекрасно знал поэзию Пушкина, и многое из нее помнил наизусть.