Вот и Валки на горизонте видать. Крысюк ездового по плечу постучал, останавливайся, приехали, соскочил на землю.
- Не понял. Ты шо, один попрешься в гнездо контры на ночь глядя? - хоть и говорят, что дурак идет в пехоту, только Бондаренко дураком не был.
Крысюк кивнул.
- Одного не заметят. Иду себе с рыбалки, никого не трогаю.
К тачанке подъехал хозяин коняки, маленький мальчик верхом на тощей белой кобыле, буркнул что-то вроде 'добрый вечер'.
Крысюк кивнул в ответ, отошел в сторону, поманил рыбака за собой.
- Если начнется стрельба, то тикайте отсюда, - Крысюк говорил спокойно, будто хлеб за обедом передавал, и неспешно зашагал за рыбаком, который наловил с десяток верховодок, якраз на юшку. Журборез только присвистнул и немедленно сел за пулемет, на всякий случай.
Кони жевали траву, а Опанас - воблу, вместе с чешуей и костями. Прогрессор прибил жирного комара у себя на шее, почесался, потянулся за кисетом. Стемнело уже. Выстрелов пока не слышно. Заболотный напевал вполголоса жалостный романс.
Вот и своя хата - не заметили часовые, спасибо Гришке соседскому, заморочил им головы своими карасями и наживкой, надо будет ему блесну о шестнадцати крючочках купить, хороший хлопчик, - не заметили. Своя хата или не своя? Шось на огроде шарудит. Крысюк рванул наган из кобуры. Кот Мурчик вылез из зарослей помидоров и сорняков, глянул на человека желтым глазом, пошел к сараю. Махновец несколько минут постоял у двери, пока руки дрожать не перестанут, порылся в кармане штанов, выудил оттуда ключ, медленно открыл дверь.
Якась сволота храпит на сундуке. Махновец присмотрелся к чужой гимнастерке на табуретке, даже в руки взял. Ага, погон. Крысюк аккуратно вытащил ножик-захалявник, полоснул незнакомого солдата по тощей шее, вытер руки чужой гимнастеркой.
А дверь в спальню закрыта. Крючок ножом поддеть - плевое дело, только страшно. Дьяконов еще до первой войны с германцем на Устю глаз положил. По минному полю идти и то веселее было. Дверь открылась бесшумно. Крысюк привык к темноте, да и луна в окошко подсвечивает чуть-чуть.
- Хто?- заспанный голос с кровати.
Крысюк молча прошел вперед, плюхнулся на эту самую кровать и привычно ухватил жинкину косу.
- Где Дьяконов?
- У старосты на перинах дрыхнет. Корову увели, свиней порезали, батьку моего убили, а ты про Дьяконова спрашиваешь,- Устя хлюпнула носом.
- У старосты,- задумчиво повторил Крысюк.
- Он мне за корову деникински гроши заплатив, - жена выпуталась из одеяла, придвинулась поближе.
- Одевайся, и городами - до Вдовьей Копанки. Там хлопцы. Я догоню.