– Это не театр, мосье, – с достоинством сообщил комиссар.
– Просто я мог бы быть полезен. Климов пригласил меня помочь с одним документом, представляющим немалую ценность.
– Вы сказали, что вы редактор журнала.
– Да, но по образованию я историк-медиевист.
– Что это за документ? – комиссар приготовился делать пометки в разлинованном блокноте.
– Письмо папы Климента к хозяину этого дома, – сухо ответил Алехин.
– К Климову? – деловито осведомился комиссар.
– Да нет, к Хуго де Бофору.
– Француз! Это интересно. Вы с ним знакомы?
– Послушайте, вы живете в Авиньоне и не знаете, кто такой папа Климент?
– Папа? Русские так называют боссов своей мафии? – на лице комиссара застыло деловито-серьезное выражение, отчего Алехин чуть не рассмеялся.
– Папа – это папа, босс Римско-католической церкви. В XIV веке папы жили в Авиньоне. Ну, так случилось. Долго рассказывать почему. Одного из них звали Климент VI. Перед смертью он написал письмо кардиналу Хуго де Бофору, который был хозяином этого дома. В XIV веке! – раздраженно подчеркнул Алехин. – Это письмо, мосье, я и имел в виду. Климов пригласил меня с ним поработать.
– Древности, – разочарованно констатировал комиссар и отложил блокнот.
– Тем не менее письмо представляет большую историческую ценность.
– Оно могло бы стать мотивом для убийства? – комиссар опять взял блокнот.
– Не думаю, – Алехин решил перестать откровенничать, – но было бы неплохо, если бы вы позволили мне взглянуть, на месте ли оно.
На лице комиссара отразилась мучительная внутренняя борьба:
– Хорошо, только ничего не трогайте.
Они встали и отправились в кабинет. Через низкую стрельчатую арку комиссар и Алехин попали в башенку, где располагалась узкая винтовая лестница с каменными ступенями, продавленными сотнями ног за сотни лет. Они оказались на втором этаже и прошли через несколько почти не обставленных комнат. По углам стояли какие-то коробки, на одной из которых Алехин заметил штамп Christie’s. Видимо, Климов уже покупал аукционную мебель и картины для дома, но заняться обстановкой так и не успел. Наконец, они остановились перед распахнутыми коваными дверями, за которыми были видны синие спины жандармов и вспышки фотоаппаратов. Комиссар торжественно замер и сурово повторил:
– Ничего не трогайте, мосье.
В кабинете было тесно от людей и того, что теперь стало вещдоками. У стрельчатого окна стоял стол с выдвинутым ящиком, из которого в беспорядке торчали листы бумаги. Стул валялся рядом, резной шкаф эпохи барокко был распахнут, какие-то книги и коробки вывалены и живописно разбросаны по узорчатой плитке пола. Один бронзовый канделябр Наполеона III c пастушками стоял на старом камине, другой валялся на полу, там где полицейские очертили мелом бурые следы. На золоченой ножке канделябра также просматривались пятна, напоминавшие кровь.