– Между прочим, Людовик XVI. Эти часы были сделаны в двух экземплярах. Второй находится в Версале. А тот, что вы видите, король подарил генералу Лафайету… – Климов не успел закончить.
– Какой еще Людовик XVI?! – недоумевал Кен. Он даже не видел часов, а просто попытался сосредоточиться, отчего его серые глаза остановились на первом попавшемся предмете, стали огромными и бессодержательными. – Я не специалист, но могу уверенно сказать, что это либо XIII, либо XIV век. XV исключается: стиль письма не достаточно рубленый, еще слишком много округлостей, хотя это может объясняться южнофранцузским происхождением документа.
– Для редактора гламурного журнала вы неплохо разбираетесь в древностях.
– Я занимался Средними веками тринадцать лет.
– Похоже, вы-то мне и нужны. Я, естественно, заказал перевод этого текста, но не могу понять ни слова, – он протянул распечатку Алехину. Тот взглянул на нее и ухмыльнулся:
– Нет уж, я предпочитаю оригинал.
«Посмотрим, почему этот высокопоставленный бюрократ решил обойтись без помощи ассистентов. Вероятно, не хотел, чтобы содержание стало известно посторонним», – подумал Алехин.
Он стал читать, шевеля губами и по-школьному высовывая кончик языка, что в его возрасте выглядело трогательно.
Возлюбленному сыну нашему во Христе Хуго де Бофору, кардиналу Святой Римской церкви привет и т. д.
Благочестивый Создатель и податель всего направляет дела уповающих на него и рассеивает тьму разума нашего светом своих доблестей. И так удерживает нас от ложного пути греха. Тем не менее по бренности плоти и по наущению древнего врага не можем не оступиться, ибо даже дитя, всей жизни которого на земле один день, не избежит падения. Надлежит тебе знать, что мы, первейшие среди всех грешников, удостоились ярма апостольского служения незаслуженно, а только по великой милости Божьей. Многое совершили мы, о чем ныне, одолеваемые болезнями и немощью, просим прощения у Господа. Более же всего сожалеем о том, что является ныне единственной нашей отрадой и утешением, а именно о тебе, сын мой по плоти, воспитанию и призванию. Ведь сначала согрешил, презрев святые обеты и вступив в связь с женщиной, которая тебя родила, чтобы затем добавить к этому новое преступление, запятнав уста свои ложью. Ведь всем говорил я, что ты есть не сын, а племянник от сестры нашей Дельфинии. И тем также и ее принудил ко лжи, ибо родила тебя другая. Остается мне единственно уповать на милость Господа, чтобы сподобил пройти через очистительные испытания и так удостоил прощения, которого я, грешный, не заслуживаю. Хочу же, чтобы и ты присоединил свои молитвы к моим, ибо многие плачут о страданиях Сына, но кто подумал о страданиях Отца. Некогда сильный, лежу я, раздавленный немощью, и понимаю, что нет проку ни в имени моем, ни в славе. Вот уже хищные звери, чуя слабость мою, приблизились к постели, готовые к нападению. Едва Господь призовет меня, как сорвут они пурпур и золото и оставят нагого и растерзанного лежать со срамом, открытым чужим взорам.