– Ты разговаривал с пустотой, Паша, – обеспокоенно покачала головой Эльвира Тимофеевна. – Не было никакой Маши. И Дарьи Павловны не было. Ты один перед моим кабинетом сидел. Больше никого я не видела…
С обреченным видом Торопов закрыл глаза. Дарья Павловна привиделась ему, значит, он болен по-настоящему, и нет никаких в том сомнений.
– Что теперь со мной будет?
– Будем лечиться, Паша, – по-дружески мягко сказала Эльвира Тимофеевна.
– Аминазин?
– Ну почему сразу аминазин? Все боятся аминазина, но никто не знает, что его у нас попросту нет. Хлорпромазин – это вчерашний день, этим нейролептиком уже давно никто не пользуется. Есть гораздо более эффективные и безвредные лекарства…
– Но лекарства… Я не хочу быть овощем.
– О чем ты говоришь? Придумали себе страшилки, пугаете друг друга.
– Может, все-таки без лекарств обойдемся? Контролировать я себя умею…
– Тогда расскажи, о чем вы говорили с Дарьей Павловной?
– Так не было ее!
– Да, но в твоем воображении она была. Ты расскажешь о ней, возможно, этим вытравишь ее из своего сознания.
– Вы врач, вам виднее… Гулял я, смотрю – женщина, думал, Маша, позвал ее, а это не она. Женщина спросила, где кабинет главного врача, я показал. Мы разговорились. Я рассказал, почему здесь, сказал, что жену свою убил, и она теперь ко мне является.
– Только про Машу и рассказывал?
– Ну да.
– И все?
– А что еще?
– Может, про клоуна что-то рассказывал?
– Зачем? – смутился Павел.
– Если рассказывал, то ты должен мне об этом сказать. Как врач я обязана знать все.
Павла напугали звенящие нотки в ее голосе, и он сдался.
– Ну, говорил про клоуна. Только я сказал, что привиделось мне это. Честное слово, сказал, что привиделось. И про Горуханова сказал, что не было его…
– И про Горуханова говорил?
– Да, говорил. И она говорила. Сказала, что в него стреляли. В мае. А в июне он умер в больнице.
– Плохо, – осуждающе покачала головой Эльвира Тимофеевна. – Плохо, Павел, что мифический Горуханов не выходит у тебя из головы. Ты не с Дарьей Павловной разговаривал, а с самим собой. И ты сам себе отвечал, что в Горуханова стрелял клоун. Потому что ты в это веришь.
– Нет, не верю.
– Веришь. Это у тебя в подсознании.
– Я не верю, честное слово.
– Я бы могла сказать, что это твое право, верить в собственные вымыслы. Но не могу так поступить. Потому что этот вымысел сидит в тебе, как зараза, которая разрушает тебя. Тебе нужно успокоиться.
– Я спокоен.
– Нет, ты должен внутренне успокоиться. Тогда и клоун оставит тебя в покое, и Маша.
– Я постараюсь успокоиться внутренне… Честное слово, ни клоунов больше не будет, ни Маши.