– Привет, милая. Стыдно... потому что я – взрослый мужик.
– Вот именно поэтому ничего в этом такого нет. Будь ты старцем, вроде Дженкинса... да и тот позволяет себе иногда, сам знаешь. А ты молодой.
– Мэри Лу, я люблю тебя.
– Ты меня любил, Билли. Ты был мне хорошим мужем. И стал замечательным отцом нашей дочери. Но меня больше нет – а вы с Мю есть. И эта девушка – есть.
– Ты мне это говоришь?!
– Я ничего не могу тебе говорить, я тебе снюсь. Но я люблю тебя и Мю и желаю вам счастья. Не терзай себя, Билли. Все будет по-прежнему – и немножко лучше. На холме будет лежать белый камень, и Мю будет приходить туда, а ты – махать мне шляпой по дороге на пастбище. И мне будет спокойно, потому что вы будете счастливы.
– Но ведь мы с ней совсем разные...
– Мужчина и женщина всегда разные. Но потом они становятся – одно, и тогда рождается третий. Это великое чудо.
– Она не останется.
– Не останется, если ты будешь упрямым мулом. Скажи ей все, что чувствуешь. Ведь ты чувствуешь... Что ты чувствуешь, Билли?
– Я ее люблю...
– Так и скажи.
– Я люблю тебя, Морин?
– Я люблю тебя, Билли.
– Я люблю тебя, Мэри Лу.
– Все, ребяты, кончилось мое терпение. Бери его за ноги, Пит.
А...
– Ты уже всех достал, Смит! Ехал бы домой и рассказывал все это той, кому и следует это рассказывать. Третью ночь спать не даешь, а мы тебе не железные. Тащи его, Пит. Вон туда, в сторонку. А то неровен час, приставать начнет спросонья, позору с ним не оберешься. И чтоб завтра же сматывался, понял? Приглядим мы за твоими клячами, не волнуйся.
Ранним утром Билл Смит, отчаянно зевая и смущенно улыбаясь скалящимся на него ковбоям, взял курс на ранчо «Соколиное Перо».
Билл приехал на ранчо только к ужину – Санта была кобылой флегматичной и иногда переходила на степенную трусцу, а то и на шаг. Сиу встретила его истошным визгом и волнообразными движениями своего гибкого тела, долженствующими выражать самую беззаветную любовь и самое наивысшее счастье при виде ненаглядного хозяина. Больше, впрочем, ненаглядного хозяина никто не ждал. В окнах не горел свет, дверь была по обычаю здешних мест приперта колышком.
В стойле не оказалось ни Барона, ни смирной кобылки-трехлетки, которую Мю выбрала для Морин. Билл нахмурился, почесал хлыстом нос и вернулся к дому.
Вариантов столь позднего – скоро стемнеет! – отсутствия было немного. Либо худшие его опасения оправдались, и Мю с Морин разругались вдрызг. Тогда девчонка вполне способна назло учительнице ускакать в прерию и затаиться, а Морин от отчаяния могла кинуться на поиски. Учитывая то, что наездницей она была не самой лучшей, здесь тоже можно было ожидать нескольких вариантов развития ситуации. Либо она заблудилась в прерии, либо Мю – паршивка! – водит ее за собой, но близко не подпускает, либо она вообще свалилась с лошади, и тогда... нет, тогда кобыла уже вернулась бы на ранчо.