Гордеев женился на веселой вдовушке, поддавшись веселому напору Ольги, и одно время ему даже казалось, что он любит свою жену. Она обожала праздники, пикники, красные платья, запальчивый восторг демонстраций, охотно и даже восторженно принимала гостей и не дура была выпить-закусить. Дочку она то неделями не видела, оставляя на попечение бабушки и няньки, то тетешкала целыми днями, как младенца. Гордеев не мог понять этой запойной жажды жизни, и кое-что прояснилось для него в тот день, когда, вернувшись со службы домой, Гордеев жены не нашел, а застал чудовищный беспорядок, в спальне вся постель была перевернута, шкаф зиял разноцветным тряпочным нутром, а на ковре, посреди розовых роз, остался стоять таз с розовой водой, будто тоже огромная роза. Заплаканная домработница сказала, что у хозяйки открылось кровохарканье и ее увезли в больницу. Первая мысль Гордеева была о туберкулезе. Черт, ведь она и его могла заразить, этого еще не хватало!
Но у его жены был не туберкулез, а митральный порок сердца. Когда ее не стало, Гордеев с головой ушел в работу.
Он остался фаворитом тестя, его правой рукой на заводе – тот умел ценить преданность, ум и деловую хватку Гордеева, да и потом, юная падчерица очень к нему привязалась.
Она была умненькая и сдержанная девочка, такая не похожая на мать. Отличница, гимнастка, тихоня…
Годы шли, Гордеев все силы, все время отдавал заводу, завод воздавал ему сторицей. Уже имелась хорошая квартира, две машины в гараже, дача в два этажа, уже он начал полнеть, и все чаще настигал, брал за горло ужас: зачем все это? Для чего? Неужели же и жизнь пройдет вот так?
Он задумывался в те, по счастью, редкие минуты отдыха, что ему выпадали, и вздрагивал, и вдруг ловил на себе пристальный взгляд падчерицы.
– Вам надо жениться, дядя Сережа, – сказала она ему как-то. – Мне кажется, вы одиноки.
– На ком же, Лелечка? – спросил он ласково.
– Да вот хотя бы на мне.
Он покосился на нее – шутит? Глаза не смеются, строга линия губ, но кругленький подбородок дрожит – от смеха? от волнения?
– Я вас люблю, дядя Сережа…
Неужели для него еще возможно счастье, неужели вот эта юная, с чистыми глазами… Волосы ее пахнут яблоками, тело – свежим хлебом, и все это может принадлежать ему?
Она не была ему родня даже и по документам – удочерения не оформляли, Леля оставалась дочерью командира, канувшего где-то в окружении под Белостоком. Но сомнение острой иглой вошло в душу Гордеева: имеет ли он право на ее любовь? Заслужил ли? И вся прошлая, прожитая жизнь отвечала ему: нет, нет, откажись, не губи ее! Но соблазн был слишком велик, и он женился.