Пристройку эту, где роль кровати исполнял деревянный топчан, Брындык витиевато именовал своим «апартаментом», про жену же говорил просто – «она», если ему изредка приходилось упоминать о супруге.
«Она» и проводила к хозяину Леона Томбадзе, впервые появившегося во владении Брындыка с целью завязать деловые отношения. Преследуемый по пятам здоровенным псом (если не хозяйка – порвет!), Леон проследовал в пристройку. «Она» тут же ушла, а хозяин предложил Томбадзе круглую затейливо-самодельную табуретку и уставился на гостя серо-зелеными глазками.
Не смущаясь ни нависшими над глазами сивыми бровями, ни хмурой нелюбезностью Брындыка, Леон приступил:
– Есть золото, дорогой. Хочешь сделать дело? Не хочешь – скажи. А-а?
– Ишь, шустрый, – воркнул Брындык. – Вас звать Томбадзе? – Он помнил Леона. – Ну, покажьте, что есть.
Леон достал плоскую аптечную склянку.
– Образец? – спросил Брындык.
Леон пожал плечами.
Брындык опять испытующе воззрился на посетителя:
– Та вы не бойтесь. Сколько всего у вас есть металла?
– Еще найдется.
– Да, – согласился Брындык, говоря будто бы не с Томбадзе, а с собой. – Что ж, посмотрю…
Достав с полки глубокое фаянсовое блюдце, Брындык выпустил на него тяжелую струйку песка. На полках, среди красок, нашелся пузырек с кислотой, а среди разных инструментов – сильная лупа. Испытав драгоценный металл по всем правилам, Брындык заключил:
– Сибирское, грязноватое. Видать, зимней добычи.
Из кучи хлама, валявшегося в углу, Брындык выудил коробку, где нашлись аптечные чашечные весы и разновески.
Ювелир Томбадзе оценил ловкость, с которой, не потеряв ни крупинки, Брындык взвесил золото: оказалось девяносто семь с четвертью граммов. Взвесив, Арехта Григорьевич с той же ловкостью ссыпал песок на бумажку, с бумажки – в склянку, которую протянул Леону:
– Держите.
– Покупаете? – спросил Томбадзе, невольно переходя на «вы».
– Покупаю.
– Так берите.
– Нет.
– Почему?
– Не подходящее дело. Мелочь. Килограмма два-три взял бы. А так – чего мараться!
«Вот это дело!» – подумал Леон. Вопреки категоричности Брындыка, Томбадзе не собирался уходить, он настаивал:
– Потом будет больше, дорогой. Пока берите это.
– А поговорку, милый, знаешь? – Теперь Брындык перешел на «ты». – Кто «там» не был – будет, а кто был – не забудет.
– Знаю.
– А «там» был?
– Нет.
– А другие были. Пока это, – Брындык указал на склянку с золотым песком, которую Томбадзе держал в руке, – пока это сюда доехало, к нему сколько народу привесилось? Не знаешь? А я знаю. И верно тебе говорю: возьму, много возьму, но из ближних рук. А это? Небось по всему Кавказу ходило. Я вижу: металл не здешний. Этот металл дальней дороги. У одного, кто его держал, жена, у другого – любушки, третий сам, сукин сын, языка не удержит. И у всех – чтоб их чорт драл! – друзей-приятелей по пьянке не сочтешь. А ты хочешь, чтобы я, самостоятельный человек, мазался в вашу компанию из-за паршивых ста граммов! По-настоящему, мне нужно взять тебя за шиворот и сволочить с твоей дрянью в милицию.