Разительным контрастом были три картины на стене: одна, маслом, представляла собой очень неплохую копию «Сикстинской мадонны», выполненную, надо думать, в прошлом веке; вторая, датируемая той же эпохой, была не менее качественной копией «Острова мертвых» Бёклина; третья, нежная акварель морского берега, была, вероятно, современным произведением. Все три картины были в хороших, дорогих рамах.
Взглянув на картины, Сударев невольно хмыкнул и посмотрел на Клебановского с некоторым удивлением. А Клебановский, между тем, исполнял обязанности хозяина:
– Вот там у меня еще две комнатки есть. А живу один. Просторно, как видите.
Сударев молчал, предоставляя Клебановскому высказываться. Прием отнюдь не новый, но не теряющий от этого выгоды.
– Вы ведь с дальней дороги, – продолжал Клебановский после паузы. – Так вы бы прилегли, отдохнули. Право, прилягте, у меня тихо. А я тем временем порядок бы навел. Нынче я заспался.
Вероятно, Клебановскому хотелось оттянуть хотя бы ненадолго предстоящий разговор.
– Я вам мигом приготовлю чистую постельку, – убеждал он молчавшего Сударева.
– Вы что же, так здесь и живете все время в одиночестве? – спросил Сударев, будто ничего не слышал из слов хозяина.
– Один. Совершенно один, как видите. Один как перст, как говорится, хотя перстов у человека не один, а десять, – с усмешкой подтвердил Клебановский.
– Помнится, у вас ведь была… женщина? Или я ошибаюсь? – Сударев чуть нахмурился.
– Память у вас отменная, – согласился Клебановский. – Я сам уж забываю свои дела, а вы всё помните. Верно, был женат. Можно сказать, и трудности вместе переживали. Года три, кажется, пожили. А потом не захотела жить почему-то. Ушла сама, не гнал. Уже второй год доходит. Слух был, что померла… – Последние слова он произнес с безыскусственным безразличием к чужой судьбе.
И вновь возникла пауза. Убедившись, что неизбежный разговор даже и отложить не удастся, Клебановский предложил гостю стул, вежливо выждал, пока тот сядет, и сел сам. Сударев спросил:
– Кругом у вас спокойно? Соседи… и так далее?
– Да. Врагов не имею. Рядом люди, к чужой жизни нелюбопытные. Я к ним не лезу, они меня не беспокоят. Только на улице – здравствуйте, прощайте. Сватал тут меня сосед на своей двоюродной сестричке – значит, репутация имеется. В женихи гожусь. – Клебановский усмехнулся. – К забору кто подойдет – Бурый голос подаст. Здесь любят злых собак. Местная порода повелась. В остальном – что же? Работаю в Заготживсырье товароведом. Живу на работе смирно, никого не трогаю…
– А это? – И Сударев указал жестом руки на хаос в комнате. – Кутите?