Вскрыв замочек золотистой клетки, запустила руку внутрь, вытаскивая курлыкающего голубя. Белоперая птичка спокойно сидела в ладони, вертя головой с темными бусинами глазок. На тонких лапках надеты колечки, к одному был прикручен тонкий берестяной цилиндрик. Скатав послание, Нирина ловко впихнула его туда, запечатала каплей мягкого воска. Зевнув, захлопнула клетку, выглянула наружу, откинув полог. Прислушалась. На башнях перекликались сторожа, шелестел под ногами сидящих у костра людей мелкий алый гравий. Выдохнув в ухо посланнику:
– Мероль, Арелю, – резко подбросила его вверх. Птица стремительно забила крыльями.
Спустя всего пару мгновений белая точка, вылетев за пределы освещенного круга, –затерялась в темноте.
Вот так… Тот, кому письмо предназначено, все поймет правильно, а прочие, если письмо попадет в чужие руки, ничего особенного в послании главы Торгового Дома приказчику не узрят. Теперь отдыхать.
Утром, когда кристаллы уже погасли, а солнце еще только карабкалось из-за горизонта, желая как следует прожарить караван, Нирина заглянула в подполье. Собственно, она нервно скатилась с сундука, на котором мирно дремала, когда что-то довольно громко стукнуло в пол. Как была, в тонкой сорочке, караванщица, волнуясь, нырнула вниз. И тихо захихикала, зажимая руками рот и присаживаясь на корточки.
Рилисэ Хедани попытался размяться. И сейчас лежал на животе, одной рукой подпирая подбородок, а второй потирая затылок. На скулах цвел смущенный румянец, глаза зло посверкивали.
– Ну и в каком состоянии я буду, когда придет время выбираться отсюда? – мрачно вопросил мужчина ошкуренные до блеска светлые доски.
– Издержки подобных путешествий именно таковы, – пожала плечами Нирина, поднимаясь, и забирая сверху полную флягу воды. – А где ребенок?
– Спит еще. Шаери Вирин… – через силу уважительно добавил гость, а точнее, уже почти наемный работник, вновь надевая на бледное лицо подвижную, эмоциональную маску. Гнев, раздражение, усталость…
– Пусть его. А с разминкой мы что-нибудь придумаем. Например, есть такая замечательная вещь, как массаж. Но – вечером. Подождете? Мы и о прочем подумаем…
Рилисэ мрачно кивнул, перекатился на спину, потирая перетянутую бинтами грудь.
– Вежливость – это приятно. И просто-таки восхитительно, – добавила караванщица, – но не стоит перебарщивать. Здесь все же не Алани.
– Прошу прощения, – прикрыв глаза, бывший придворный скривился. – Кастовое общество не способствует развитию свободного мышления и вольных манер. Я предпочитаю формальное общение. И обращение. Особенно имея в виду наше положение. Нирина только головой покачала. Аланиец!