– А она есть, эта разница? – спросила Рысина с нескрываемым сарказмом. – Или само действо от этого становится лучше? Покойникам-то это безразлично – по приказу или нет. Они от этого живее не становятся.
Елена Александровна скривила накрашенный рот, похожий на освежеванного рапана.
– Я, мальчик мой, видела такое, что тебе и не снилось. Между нами почти четверть века разницы, а ты мне говоришь, что я ничтожество только потому, что полагаешь себя опытнее и умнее? Эх, надо было послушать твоего деда и сдать тебя в «суворовку» – пехота это как раз для тебя!
Я, уважаемый внук, и в Одессе была, через неделю после потопа, и в крымской комиссии, когда с татарами разбирались. И это передо мной на стол отрезанные головы из мешка высыпали. И в Сумгаите я была, и в Грозном. И много где еще была, хвастать не буду. И ничего, не раскисла, не поплыла. До сих пор для Родины живу. А что возраст у меня немаленький – так это не мешает. Я еще госсекретарям ЦК КПСС служила и царям послужу, с гордостью и усердием. А то, что ты мне тычешь в нос моими погонами, так мне только приятно. Тем более что и своими погонами ты, в общем-то, обязан мне. Топтал бы ты землю сапогами, кабы не я.
– Век помнить буду, – сказал Сергеев прочувствованно, – хотите, в ноги упаду?
– Дурак ты, Мишенька, – в голосе Рысиной звучало искреннее сожаление, – был мальчик умный, а вырос – дурак-дураком? Выёживаешься, как институтка на панели. А на самом деле...
– Что на самом деле, Елена Александровна?
– Ты на досуге подумай, кем бы ты стал, не будь нас, твоих единственных близких? Кем? И еще спроси себя – выжил бы ты, не будь нас? Выжил бы там, где ты сегодня живешь? В Донецке, ты сказал, кажется?
Она улыбнулась одной стороной рта, но на улыбку это было похоже мало. Скорее – на презрительную гримасу.
– Кем бы ты стал, Миша, и был бы ты сейчас вообще?
– Собой, Елена Александровна. Собой.
– Глупец, – отрезала Рысина. – Ты это и есть ты. И никогда ничего другого из тебя бы не вышло. Или это был бы уже не ты, а что-то другое. Ты можешь сколько угодно ненавидеть нас, проклинать, презирать, но, Мишенька... Кто-то рождается травоядным, а кто-то плотоядным – и это генетика. Сколько корову не корми мясом – она на овец охотиться не начнет и мясо жрать не будет. Сдохнет, а не будет. А ты – живой, и овечек трескаешь за милую душу! А это значит, что ты – плотоядный, а мы с дедом просто поставили тебя на нужную дорожку. Нравится тебе, не нравится – она твоя, и идти тебе, внучек, по ней до конца твоих дней.
В комнате воцарилась тишина. Оба ротмистра, для которых разговор был совершенно непонятен, были просто статистами и к тому же чувствовали себя крайне неуютно – словно случайные гости на чужой свадьбе. И Рысину, и Сергеева разговор уже даже не тяготил. В нем просто не было никакого смысла.