Выспался, слез на землю и говорит: «Старуха, а старуха! Какое житье-то на небе! Там есть жерновцы, как повернутся – пирог да шаньга, наверх каши горшок!» – «Как бы мне, старичок, там побывать?» – «Садись, старуха, в мешок; я тебя унесу». Старуха подумала и села в мешок.
Старик взял мешок в зубы и полез на́ небо; лез-лез, долго лез; старухе стало скучно, она и спрашивает: «Далеко ли, старичок?» – «Далече, старуха!» Опять лез-лез, лез-лез. «Далеко ли, старичок?» – «Еще половина!» Опять лез-лез, лез-лез. Старуха снова спрашивает: «Далеко ли, старичок?» Только старик хотел сказать: «Недалече!» – мешок у него из зубов вырвался, старуха на землю свалилась и вся расшиблась. Старик спустился вниз по кочешку, поднял мешок, а в мешке одно костье, и то примельчалось.
Пошел старик из дому и горько плачет. Навстречу ему лиска: «О чем, старичок, плачешь?» – «Как не плакать! Старуха расшиблась». – «Молчи, я вылечу». Старик пал лисице в ноги: «Вылечи, что угодно заплачу!» – «Ну, вытопи баньку, снеси туда толоконца мешочек, маслица горшочек, да старуху, а сам стань за двери и не смотри в баньку».
Старик вытопил баню, принес что надо и стал за двери; а лиса зашла в баню, двери на крюк, стала мыть старухины кости, моет – не моет, а все огладывает. Старик спрашивает: «Каково, старушка?» – «Пошевеливается!» – говорит лиска, а сама доела старуху, собрала костье и сложила в уголок и принялась месить саламату[6].
Старик постоял-постоял и спрашивает: «Каково, старушка?» – «Посиживает!» – говорит лиска, а сама саламату дохлебывает. Съела и говорит: «Старичок, отворь двери шире». Он отворил, а лиса прыг из баньки и убежала домой. Старик вошел в баню, поглядел: только старухины кости под лавкой, и те оглоданы, толоконце и маслице съедено. Остался старик один в бедности.
Жил старик и старуха. Старик катал, катал одну горошину. Она и упала наземь; искали, искали, не могли найти с неделю. Минула неделя, и увидели старик да старуха, что горошина дала росток; стали ее поливать, горошина взяла расти выше избы.
Горох поспел, и полез старик по горох, нащипал большой узел и стал слезать по ки́тине[1]. У старика узел упал и старуху убил; тем и кончилось.
Жил дед да баба, и была у них хата. Посадил дед бобинку, а баба горошинку под стол. Горошинку поклевала курица, а бобинка выросла под самый стол; приняли стол, она еще выше выросла, сняли накат, крышу – все растет, и выросла под самое небо. Дед полез на небо; лез, лез – стоит хатка, стены из блинов, лавки из калачей, печка из творогу, вымазана маслом. Он принялся есть, наелся и лег на печку отдыхать.