Между тем выезжает Белая Лебедь Захарьевна на заповедные луга царские и посылает к царю письмо, чтобы он выдал ей виноватого. Царь посылает старшего сына. Детки Белой Лебеди, завидя его, кричат: «Вон наш батюшка идет! Чем мы будем его потчевать?» А мать говорит: «Нет, это не отец, а дядюшка ваш; потчуйте его тем, что у вас в руках». А у них было по дубинке; они так ему бока навохрили (наколотили), что едва дошел до дому. Потом царь посылает второго сына; этот идет, детки обрадовались и кричат: «Вон наш батюшка идет!» А мать говорит: «Нет, это ваш дядюшка». – «Чем же мы его будем потчевать?» – «А что у вас в руках, тем и потчуйте!» Они так же ему бока навохрили, как и старшему брату. Тожно посылает Белая Лебедь Захарьевна к царю сказать, чтобы выслал виноватого. Царь, наконец, посылает младшего сына; он бредет – на нем лаптишки худые, чежелко́ худое. Дети кричат: «Вон нищий какой-то идет!» А мать говорит: «Нет, это ваш батюшка». – «Чем мы будем его потчевать?» – «А чем бог послал!» Когда Иван-царевич пришел, она надела на него хорошую лопоть (одежду), и поехали они к царю. По приезде Иван-царевич рассказал отцу свое похождение: как он из ловушки братьев добыл и как они убили его. Отец рассердился, взял их разжаловал и приставил к низким должностям, а младшего сына взял к себе в наследники.
* * *
Бывало-живало – в некотором царстве, в некотором государстве, у царя Ефимьяна было три сына: первый сын – Павел, второй сын – Федор и третий сын – Иван Запечный. Царь Ефимьян стал стариться и, собрав свою силу, спросил: «Кто бы съездил за молодою и живою водою? Я бы тому добро сделал». И удумали ба́ра: «Опрично твоего сына, Павла-царевича, некому ехать». Царь дает ему тысячу рублей и своего доброго коня. Павел-царевич садится на того доброго коня и стежит[29]; немало времени ехал, попал на росстань – на росстани стоит дуб, на дубу подписано: вправо ехать – мертвому быть, а влево ехать – к Ирине мягкой перине попадешь, спать мягко и хлебать кисель! Ирина мягкая перина встречает Павла-царевича: «Поди-тко ты, Павел-царевич, разболокайся и разувайся, клади свое цветное платье – хоть тысяча рублей или две будь, ничто твое не утеряется!» Напоила-накормила, на пуховик спать повалила: «Ложись к стенке, а я лягу на крайчик!» Она его под середку подхватила, пришибла им пол, и улетел он в погреб, а погреб тридцать сажо́н глубины; бросила к нему кудельки: «Когда научишься прясть, в ту пору дам тебе есть!»
Царь Ефимьян не мог своего сына дождаться и стал собирать опять свою силу; спрашивает: «Кто бы съездил по живую и моло́дую воду? Я бы тому добро сделал». Думали-подумали ба́ра и возговорили: «Опрично твоего сына, Федора-царевича, некому ехать». Царь Ефимьян дает ему две тысячи рублей и своего доброго коня; Федор-царевич садился на того коня, немало времени ехал; когда попал на ту же росстань – на росстани стоит дуб, на дубу подписано: вправо ехать – дак мертву быть, а влево ехать – дак попасть к Ирине мягкой перине, спать мягко и хлебать кисель. Ирина мягкая перина, встречая, мурлычет: «Поди-тко ты, Федор-царевич, и куды ты, родимый, поехал? Куды тя бог понес?» Накормила-напоила, на пуховик спать повалила: «Ложися к стенке, а я лягу на край!» Подхватила его под середку и прошибла сквозь пол; он свалился в тот же демонский погреб.