Лиэн остановился. Соваться в рощу было полным безумием, но след остывал.
В стене сплетенных сухих ветвей чернел пролом. «Недавний, — отметил охотник, — насыпавшаяся мелкая труха еще не унесена ветром». Лиэн вошел в мертвый лес чуть правее, там, где стволы стояли не так густо. Земля здесь была гнилой, ноги проваливались в прелые листья, запинались за торчавшие корни, поваленные стволы и сучья.
Теперь рогатина была не нужна: след отмечали обломанные ветки, и вел он к вросшим в землю развалинам, похожим на древний склеп, оставшийся с незапамятных времен. На слое черных листьев виднелись крупные глубокие вмятины, уже наполовину заполненные проступившей гнилой жижей.
Никакой меч не стоил такого риска, и охотник решил повернуть обратно, но у самого входа заметил два легких отпечатка женских стоп. Только два. Словно кто-то на мгновение поставил ношу, чтобы перехватить поудобнее и внести в развалины.
«Ты с ума сошел, Лиэн», — упрекнул себя охотник, вздохнул и нырнул в трещину полузасыпанного хода.
Концы рогатины засветились, как два болотных огонька. Тусклого света едва хватало на то, чтобы чуть рассеять вековой мрак. Склизкие ступени вели вниз, и на них охотник снова увидел отпечатки когтистых лап.
«Было двое, — понял он. — Следы второго ведут обратно, и вышел он уже без меча. Что же делает демон там, где место порождениям Безмясой?»
Винтовая лестница вывела в подземелье. Здесь почти невозможно было дышать, но слабый ток странно сухого и теплого для могильника воздуха говорил, что где-то еще был ход. Об этом же говорил ведущий туда след меча. Но Лиэн шагнул к основному проему и поднял рогатину повыше, заставив светиться чуть ярче.
Свет вырвал из мрака ветхие колонны с оплывшей от древности резьбой. Зал был великоват для склепа, и Лиэн понял, что пришел в древний храм богини Солониэль, воздвигнутый в те времена, когда она еще не стала смертным ужасом Невендаара, еще не сгорела дотла, спасая сердце любимого мужа Галлеана, не стала Безмясой.
В дальнем конце он заметил на возвышении неподвижную фигуру, терявшуюся во мраке.
— Подойди, — коснулся его шепот, и ноги сами двинулись к ней — величественной и зловещей, как ночное небо с багровыми звездами, — это засветились гнилушки. Дерево статуи давно почернело и потрескалось, глубокими шрамами расколов божественно прекрасный лик, словно это отрывалась сгоревшая в уголь плоть.
Застарелая боль обожгла Лиэна, вернув ему ощущение яви. Он упер древко рогатины в мертвую землю и остановился.
— Ты тоже страдаешь… приди ко мне, я утешу, — шептал голос, хотя раскрошившиеся губы статуи были неподвижны. — Я обещаю: больше не будет боли.