Переодевшись, я вновь подошла к зеркалу. Из его глубины на меня смотрело сразу два облика: ребёнок и женщина. Обе маленькие и хрупкие, с точенными мелкими чертами лица, с белой мраморной кожей, как у всех рыжих, но без единой веснушки. С темно-огненной массой мелких длинных кудряшек, что словно рамка подчеркивали белизну кожи, с неожиданно черными, изогнутыми, как у куклы, ресницами.
Звук приближающихся шагов заставил вздрогнуть.
— Кто здесь? — донесся раздраженный голос. — В неровном утреннем свете выплывшая из сумерек женщина выглядела бледной и сердитой. — Что ты здесь делаешь? — Сдвинула она брови.
Что, интересно, следовало сказать? "Я ворую ваши платья?".
— Ходить нагой не принято. Извините, решила у вас кое-что позаимствовать.
— Да что ты говоришь? — Насмешливо переспросили меня. — Подумать только, откуда взялась такая милая непосредственность в наш посредственный век? А ну, снимай с себя одежду немедленно, нахалка! И убирайся прочь.
— Не стану я этого делать.
— У меня просто слов нет! — Возмутилась женщина, всплеснув руками. — Да я сейчас дознавателей позову! Нет, ну виданное ли дело? Я тебя застукала за воровством, готова по доброте душевной отпустить, — понимаешь? Так что пошевеливайся, пока я добрая.
— Маэра, если я сниму одежду, то все равно попаду к дознавателям. Я предпочитаю сделать это одетой.
— У меня нет слов.
— Они и ни к чему. — Я направилась к выходу. — Всего доброго.
Мне не препятствовали. Возможно, у хозяйки дома оказалась хорошо развитая интуиция.
* * *
Улицы наполнились множеством звенящих голосов. По мощеным улочкам стучали деревянные обода колес, острые женские каблучки, тяжелые мужские трости. Пищали многочисленные детские голоса, хрипло лаяли собаки. Даже деревья, явственнее шуршали едва тронутыми осенней кистью золотыми кронами.
Кое-где ещё продолжали клубиться клочки разошедшегося к полудню тумана. Впрочем, они ни сколько не мешали наслаждаться видом. На высокой набережной реки Рив удобные скамейки, украшенные резными поручнями, приглашали присесть, отдохнуть, понаблюдать за неспешным, размеренным течением вод. Часть города виднелась отсюда, как на ладони: умытая яростной ночной грозой, окутанная не до конца ушедшими снами.
Ещё немного поплутав, удалось выйти на торговые ряды. Здесь бойкие торговки, распахнув ставни, вывешивали товар, в надежде завлечь привередливого покупателя. Толстые кровяные, копченные, сыроваренные колбасы, душистые головки сыра, ароматные крендельки, толстые сладкие пирожки с золотистой корочкой! Чувство голода, вызванное отрадной для взора картиной, пересиливало и гордость, и застенчивость.