Потоптавшись немного у порога булочной, я вошла. Пожелав доброго утра толстухе за стойкой, спросила, не будет ли она любезна, не окажет ли милость, не угостит ли булочкой?
— Если я стану угощать бесплатно, то разорюсь, — бездушно отрезала торговка. Окинув беглым взглядом, добавила. — Здесь не подают милостыни.
Отвернувшись, она поставила точку в разговоре.
Много позже, приходилось тихонько раскаиваться в той, самой первой, расправе, свершенной в голодной горячке. Но угрызениям совести, следует признать, всегда не хватало глубины.
Собрав булочки в подвернувшийся под руку пакет, я покинула место преступления. Вернувшись на набережную, с удовольствием подкрепилась. Недоеденные кондитерские трофеи, превратив в крошки, оставила в кормушках для птиц. Благодарные пичуги, совсем не похожие на монстров из страшных снов, радостно чирикали.
Почти против воли ноги сами повлекли назад, к булочной, откуда разумнее было бы держаться подальше. У распахнутых дверей стояли люди. Дознаватели. Всеобщее внимание привлекал высокий светловолосый мужчина. Одна одежда чего стоила: обтягивающие кожаные штаны, черная рубаха, застегивающаяся совершенно непостижимым образом (ни пуговиц, ни крючков, ни шнуровок не прослеживалось: какие-то непонятные металлические штыри да шарики), короткая красная куртка. Но дело, конечно же, было не в одежде, не в волосах, белых, как серебряный свет Сиа, не в тонких, резких, соразмерных чертах лица. Внимание привлекали глаза: яркие до неприятного, — до дрожи в коленках, до мурашек на руках, — глаза выдавали в мужчине аристократа-мага. У простых людей такой синевы во взоре не встретишь.
Будто привороженная, я, не отрываясь, смотрела на него.
Из булочной вынырнул лысый коротышка с пухлым подбородком, пухлыми маленькими ручками, проницательными глазками-буравчиками, старательно прячущимися за толстыми, как у ребенка, щеками и толстым мясистым носом:
— Комсор, они не ошиблись: дерьмо по нашей части, — громогласно оповестил коротышка улицу. — Магия, — вырви мне упырь селезенки, плюнь ядовитая грыза в глаза. — Хрустнув сочной упаковкой, он отработанным движением забросил в рот жевательную пастилку. — И чё теперь делать? Носиться с этой мелюзгой?
— Раз по нашей части, значит, будем носиться. Ничего не поделаешь.
— И кого посетила мысль применять Синее Пламя, чтобы пришить какую-то невзрачную простолюдинку, а? Это ж магия такого уровня, что ого-го! А тут Синем Пламенем — простую бабищу! Нет, ну это как по муравью бомбой фигарить. На хрена, — я спрашиваю?
Блондин, видимо почувствовав мое внимание, развернувшись, адресовал мне пристальный взгляд. Я поспешила уйти.