Летний дворец, на фоне светло-синего неба казавшийся черным, оставался от меня по правую руку. Я свернула налево, мимо фонтана Безмолвия, потом пробежала, воровато оглядываясь, по газончику возле фонтана Грез, миновала золоченый фонтан Страстей, бортики которого покрывали эльфийские барельефы. Что поделаешь — царь-батюшка любил фонтаны. Народ же предпочитал барельефы — на них были со вкусом изображены все человеческие пороки. Самым популярным считался четырнадцатый, с молоденькой девицей, целомудренно закутанной в простыню. Эльфы на то и эльфы: простыня ничего не меняла, аллегория была проста, как блюдечко пареной репы.
Дальше лежала ковенская площадь. Я невольно замедлила шаг, оглядываясь по сторонам. Но место это пользовалось дурной славой: здесь не было никого — ни стражи, ни воров, ни вездесущих дворян, жаждущих устроить настоящую дуэль, точно как описывают в романах. Широкая тень от тюрьмы сливалась с тенью от резиденции КОВЕНа, в результате чего полумрак закрывал всю площадь.
«Символично, однако», — не без ехидства подумала я. Никого не было. Решившись, я покрепче перехватила сумку и быстрым, но уверенным шагом пересекла ковенскую площадь. Тень приняла меня, скрывая от посторонних глаз; луна, хвала богам, спряталась за тучу, и теперь меня было почти невозможно увидеть. Засечь же магическим зрением меня нельзя и подавно — зря я, что ли, училась у Фенгиаруленгеддира?
Странно, но ночью тюрьма казалась мне не такой зловещей, как днем. Я спокойно — ну почти спокойно — прошла через двор и поднялась на крыльцо. Первой посмотрела в то самое окошко, давеча показавшееся мне мутным недобрым глазом. Окошко молчало. Я тоже не стала ничего говорить.
Фонтан Слез, воздвигнутый посреди площади, тихонько журчал ароматизированной водой. Царь-батюшка был суров, но милосерден: путем воздвижения вышеупомянутого фонтана он приобщил к высокой архитектуре даже самую недостойную часть своих подданных. Этим же самым фонтаном он обеспечил достойный заработок доброй половине менестрелей: та их часть, что специализировалась на «жалельных» — в основном тюремного содержания, многословно воспевала фонтан Слез в своих лэ, балладах и былинах. Кое-кто утверждал, что никакая в фонтане льется не вода, а самые натуральные слезы невинных или виновных сидельцев, а также их несчастных матушек (непременно старушек, вдобавок насквозь больных), сестер (красавиц, соблазненных негодяем, — за убийство негодяя героя сюда и посадили) или подельников, оставшихся на свободе ценой свободы лирического героя. Впрочем, все желающие могли зачерпнуть воды в горсть и убедиться: единственное, что объединяет ее со слезами, — это полная непригодность для питья. Водичка источала ароматы эльфийских благовоний.