— Пятьдесят миль тебе мало между вами, тебе хочется пять тысяч положить и еще Пояс бурь впридачу?
Только через много лет кавалер Ахайре понял, что она имела в виду. Вернее, кого. Государева супруга к тому времени уже умерла, и наверное, им стало труднее прикидываться, будто расстались они ради радостей семейной жизни, и труднее противостоять искушению вернуть все, как было. А может быть, дело вовсе не в этом, и нынешний циничный кавалер Ахайре, которому сравнялось столько лет, сколько у него язык не поворачивался назвать, сказал бы так: «Рудра захотел больше, чем трахать короля, самому стать королем». Конечно, королевский титул как таковой Рудре даром не сдался; ему просто было тесно в Пандее, нигде здесь он не мог бы добиться большего, чем уже добился, и даже магическая карьера была весьма сомнительна, коль скоро у него даже спонтанной инициации не случилось. При всем уважении к Дэм Таллиан, перспектива долгих лет обучения под ее чутким руководством наверняка так же не вызывала энтузиазма у отца, как и у сына. И куда ему было себя приложить? Он же собственными руками разгромил морских пиратов Белг Мейтарн и племена Дикой степи, так что они начали поднимать голову только лет через двадцать.
Худшим кошмаром Альвы Ахайре было: он попадает в Иршаван, находит отца, и тот отказывается ехать с ним. И что тогда? Возвращаться без него или вязать и тащить на корабль? Изначально бессмысленное предприятие. Может, вместо того, чтобы разыскивать отца на краю света, надо было потратить время на сына? Узнать его лучше, следить, как он растет, заниматься его воспитанием… впрочем, всегда казалось, что уж ему-то нечему научить свое дитя наполовину эльфийской крови.
Наверное, это было правильно. Оставить его расти на свободе и подождать, покуда он сам не заскучает, не захочет найти его и сказать: отец, я вырос, я стал равным тебе, пришла пора нам узнать друг друга. Так он собирался сказать кавалеру Руатте.
Но что ответит ему отец?
Сейчас, в открытом море, на колеблющейся под ногами палубе корабля, кавалер Ахайре ощущал себя не одним человеком, а звеном в цепи поколений. Его отец и его сын незримо присутствовали рядом, и оба были чужаками, равно незнакомыми ему, без которых он прожил большую часть своей жизни.
Кавалеру Ахайре стыдно было признаваться самому себе, что он не любит своего сына. Вернее, любит не так сильно, как следовало бы родителю. Разумеется, он отдал бы свою жизнь за него в любой момент; разумеется, для него не было никого дороже, кроме Итильдина и Кинтаро; разумеется, Таэсса с колыбели не знал ни в чем недостатка. Но будем смотреть правде в глаза: не будь этот тихий серьезный малыш его сыном, уделил бы ему кавалер Ахайре хоть пять минут?