— Я думал, для Криды важнее всего мой стратегический гений, саркастически заметил полковник, с удовольствием отдаваясь ощущениям, которые будили шаловливые манипуляции принца у него в штанах.
Как хорошо было быть живым! С этой мыслью он впился губами в сухие губы принца, слегка обметанные лихорадкой, и засунул ему руку между ягодиц, готовясь доказать, что рана его ничуть не беспокоит. В любой момент можно было ожидать, что войдет ординарец, лекарь или кто-то из офицеров, но это только придавало остроты ощущениям. Примирение было горячим, бурным и продолжительным. Даронги так стонал под ним, что наверняка было слышно снаружи. У обоих раны еще отзывались болью при резких движениях а движения их были очень резкими, очень напористыми, как будто они все еще продолжали свой несчастливый поединок: без прежней злости, но с яростным, мстительным наслаждением. Лекарь, обнаруживший потом пару пятнышек крови, закудахтал и принялся щупать красный след от раны на груди Даронги, боясь, что открылось кровотечение. Ничего не найдя, вдруг покраснел, как вареный рак, догадавшись о происхождении крови, и с возмущением отчитал полковника и принца за нарушение постельного режима. Оба покатились со смеху, в один голос уверяя, что изо всех сил соблюдали постельный режим, чем повергли лекаря в еще большее смущение.
Отсутствие степняка не удивило полковника. Разумеется, никто бы не оставил его в одной палатке с ранеными. Признаться, теперь судьба парня волновала полковника очень мало, потому что лекари настаивали (не столько из осторожности, сколько из лояльности к полковнику), что принцу надлежит пробыть в лагере как минимум две недели, а то и больше.
Конечно, полковник Руатта выполнил все требования подполковника Дансенну. Даже запретил всякого рода магические наручники и приказал уничтожить имеющиеся. Чувствуя легкие угрызения совести, он распорядился послать эртау, делившему с ним палатку, красивое седло, отделанное серебром, и выделить ему хорошего жеребца, когда пленных отпустят. Ординарец виновато опустил глаза и сказал, что молодой эртау в суматохе сбежал, уведя коня намного лучше, чем тот, что предназначил ему полковник. Патрули, прочесывающие степь в поисках мифического убийцы, его не поймали. Как ни мало Рудра был заинтересован в мальчишке, он все-таки очень удивился. Спать с Красным Львом, пусть даже и в плену, было куда почетней, чем сбежать из плена. Куда ему вообще податься? Эртау по большей части разгромлены и рассеяны по степи. Разве что к дружественным эссанти.
Хорошо, конечно, что искушение исчезло само собой, не ставя полковника перед необходимостью проверить собственную стойкость и верность обещанию, данному принцу Дансенну. Но полковник предпочитал, чтобы у него был выбор. Теперь же мысль о степняке засела в памяти, как заноза. При виде кого-то похожего высокого, стройного, смуглого, с широкими плечами, узкими бедрами и наглой усмешкой его не раз еще обдавало жаром. Но степная кампания закончилась, и Рудра годами не видел степняков, а потом невольная причина дуэли с Даронги почти совершенно изгладилась из памяти. Они бы все равно подрались, нашли бы повод. Такие у них были отношения.