Наверное, я слишком сильно проэмоционировал и невольно воздействовал на сознание Тани. Потому что она слегка оторопело посмотрела на меня, будто услышала мой голос. А потом, не веря себе самой, потрясла головой — будто отгоняла от себя это невероятное наваждение с говорящим Котом, и расхохоталась. Но, тем не менее, сказала, не понимая, что отвечает мне на мой всплеск:
— Да не было, не было там никаких пятисот килограммов! Я же сама слышала, полиция на автобане говорила о ста килограммах! Ну, «Штерн»! Ну, «Штерн»!.. Не приврать — не может. Да! И еще… Но это я уже подтверждаю. Послушай, Кот: «В ближайшие дни будет произведена серьезная нейрохирургическая операция единственному оставшемуся в живых русскому участнику кокаиновой трагедии. Врачи надеются, что после операции к нему вернется сознание и он сможет приоткрыть завесу над тайной, покрывающей эту преступную историю…» Вот так, мой дорогой Кот! Пока, правда, идут какие-то переговоры с Минздравом России, но уже с завтрашнего дня мы начинаем готовить твоего приятеля к операции. Оперировать будет сам профессор фон Дейн. Отличный доктор! Такое впечатление, что его выучил мой казахский Левинсон…
* * *
Но уже на следующий день выяснилось, что в Мюнхене никакой операции Водиле делать не будут!
Около трех часов дня, когда большая часть врачей покидает больницу, оставляя ее на дежурных коллег и младший медицинский персонал, я шатался по служебной автостоянке вокруг роскошного «Ягуара» профессора фон Дейна, в надежде увидеть его самого и посмотреть — как выглядит Человек, который должен вернуть Водилу к жизни.
Его «Ягуар» я уже знал. Неделю назад Таня показала мне машину профессора и завистливо заметила:
— Ничего себе автомобильчик у нашего шефа? Под сотню тысяч марок тянет. Если бы Боженька был справедлив, то мой нейрохирургический казах Вадик Левинсон вообще должен был бы на полумиллионном «Роллс-Ройсе» по Парижу ездить. А он на мотоцикле по Алма-Ате гоняет…
По-моему, этот казах с такой странной фамилией — был единственным Человеком, которого Таня вспоминала из своей прошлой жизни. Как я Шуру Плоткина.
Не успел я прошляться под машинами и получаса, как к «Ягуару» подходит высокий стройный седой человек лет сорока пяти и какой-то низенький полный господинчик с огромными усищами. Оба в пальто и с папками.
И я вспоминаю точно, что высокого и стройного я уже пару раз видел у служебного входа, а низенького, полного — никогда.
Высокий открывает «Ягуар», снимает пальто, бросает его на заднее сиденье и туда же кладет кожаную деловую папку. Значит — это профессор фон Дейн. А я не знал…