— То-то же! — уже спокойно сказал Манфреди. — У нас в Италии за такие шутки стреляют.
— Ну, все, все! — примирительно проговорил Шредер и накинул на клетку клетчатый платок, чтобы меня не было видно. — Идем…
И я почувствовал, что мы куда-то пошли. Сквозь клетчатый платок не было видно ни черта, и мне ничего не оставалось делать, как улечься на бок и слушать Шредера и Манфреди. То ли от количества сожранной форели, то ли от необъяснимого предвидения, но я не испытывал ни малейшего волнения, ни испуга, ничего такого, что могло бы меня вывести из равновесия. Кажется, что я даже был немножко рад тому, что со мною случилось…
— Да, конечно, кот роскошный! И вес, и размеры… — восхищенно проговорил Манфреди таким тоном, будто мой большой вес и мои нестандартные размеры — дело его рук и предмет его личной гордости.
— И тем не менее, чтобы сделать из него настоящего ДИКОГО РУССКОГО КОТА — ГРОЗУ СИБИРСКОЙ ТАЙГИ, — нам придется над ним еще немало поработать, — кряхтя, сказал Шредер. — Кстати, неплохое название для новой породы — «Гроза Сибири»…
— Отличное название! — подхватил Манфреди. — Точно! Из него нужно делать подлинного ВАЛЬДВИЛЬДКАТЦЕ!..
Это у них так по-немецки называется дикий лесной Кот. Я об этом узнал еще от вице-консульской Нюси. В секунды восторженного оргазма она кричала мне: «Ты — мой Бог! Ты — вальдвильдкатце!!! Я умираю!..»
Правда, потом я случайно узнал, что в эти мгновения Нюся кричит такое любому Коту, которому она была не в силах отказать. Но это отнюдь не умаляло ее достоинств, а лишь делало ее еще более привлекательной. С Нюсей даже самый плюгавый Кот чувствовал себя половым гигантом!
Тэк-с… Значит, они хотят из меня сделать, во-первых, — «настоящего русского», а во-вторых, к тому же — «дикого»… Забавно! Интересно, как они представляют себе «настоящего дикого русского Кота»? С рогом на лбу и с серпом и молотом на груди? Или еще как-нибудь позатейливее? Ну, прохиндеи…
И тут, слышу, Шредер спрашивает у Манфреди:
— У тебя сохранились координаты того старика, который делал нам документы на «русскую гончую»?
— Конечно! Я только не уверен — сохранился ли сам старик.
— А что с ним могло случиться?
— Эрих, просчитай ситуацию хотя бы на ход вперед! Если этот старик в сорок пятом году в Потсдаме убежал из Красной Армии в чине старшего лейтенанта, то сколько ему может быть сейчас лет?
— Семьдесят пять… Восемьдесят.
— Согласись, что это превосходный возраст для тихого перехода в другой мир. Мы уже год о нем ничего не слышали. Вариант номер два: старик жив и здоров, но сидит в тюрьме. Может быть?