Это по-ихнему — «Скорая помощь».
— А вот эти маленькие дырочки — переговорное устройство, — добавил Фридрих. — Как только мы нажмем желтую кнопку, нас тут же спросят: «Что с вами, герр фон Тифенбах?». Если я буду в состоянии ответить, они приедут минуты через четыре. Если я уже не смогу ответить, они примчатся сюда через две минуты. Не больше. К сожалению, последнее время я стал почему-то больше нервничать… Ночами, когда я остаюсь совсем один, в голову начинает лезть черт знает что, — какая-то неясная тревога, мне становится трудно дышать… И в сердце вползает страх смерти!.. Страх, разрушающий разум, логику мышления, трезвость оценок… Я начинаю лихорадочно вспоминать всех, кто умер, не дожив до моего возраста, тупо подсчитываю на сколько лет я пережил того или иного своего приятеля, и это, я чувствую, действительно приближает меня к смерти… Вот я и боюсь, что не успею нажать эту желтую кнопку. Пожалуйста, Кыся, если ты вдруг увидишь, что мне плохо… Очень плохо, — нажми эту желтую кнопку и отключи полицейскую сигнализацию.
Значит, он тоже в какой-то степени обладает Нашим даром ПРЕДВИДЕНИЯ!.. А то откуда бы эти ночные нервные всплески, ужас надвигающейся смерти?.. Он недостаточно отчетливо понимает то, что ПРЕДВИДИТ, но на то он и Человек, а не Кот. Но зато какой Человек!
— Не беспокойся, Фридрих, — максимально спокойно сказал я. — Все сделаю вовремя. Тут, как говорят в России — «Муха не пролетит!». А если ты почувствуешь себя неважненько (я сознательно употребил такое легкомысленное словечко — для успокоения Фридриха) в гостинной или в кабинете, или в биллиардной, или в келлере?
— Эта кнопка продублирована во всех комнатах, ваннах и туалетах, смущенно улыбнулся Фридрих. — Я тебе потом все покажу. Да, кстати, ты не голоден? После «Тантриса» — это совершенно нормальное явление.
— Нет, спасибо, — отвечал я вежливо. — Как раз «Тантрисом» я абсолютно сыт.
И улегся на свою клетчатую постель, зазывно пахнущую польской сексапилочкой Баськой Ковальской. Фридрих присел передо мной на корточки, осторожно погладил меня за рваным ухом и тихо сказал:
— Ты даже не представляешь себе, Кыся, как я тебе благодарен за сегодняшний вечер… А теперь я пойду приму душ. Не возражаешь?
— Нет, — муркнул я ему в ответ и с жалостью проследил, с каким трудом он разогнулся и выпрямил ноги.
Фридрих ушел в ванную, а я лежал и думал, что сыт не только «Тантрисом», но и всей рухнувшей на меня сегодня информацией — и той, которую я сам ПОЧУВСТВОВАЛ, и той, которую услышал от Дженни, да, пожалуй, и той, которую только что мне грустно поведал Фридрих…