Как же мне связаться с Рэксом?! Неужели он не догадается внушить своему Человеку, что меня следовало бы навестить?! Догадался же он позвонить к Шредерам!.. После той чудовищной ночи на автобане, ей-Богу, я вправе рассчитывать хотя бы на небольшое внимание немецкой полиции…
Теперь, самое главное, — не упустить момент вероятного взрыва! Точнее — момент попытки убийства Фридриха. Естественно, что Фридриху я даже слова про это не вымолвил! Достаточно того, что он сам что-то ОЩУЩАЕТ и пребывает в достаточно нервном состоянии. Не хватает мне подливать масла в огонь…
Помню, как-то Шура с приятелем притащил домой свежей корюшки и литр водки. Всю ночь пили водку и жарили корюшку. Это такая рыбка у нас в Неве водится… Так вот, когда они начали вторую бутылку пить, Шура — уже хорошенький, — плеснул на сковородку подсолнечного масла чуть ли не целый стакан. Но на сковородку не попал, а попал точненько на соседнюю горящую газовую конфорку.
Что тут было!.. Огонь до потолка, я на буфете, Шура с приятелем сразу стали трезвыми — заливают огонь водой, брызги во все стороны, потолок черный, на соседней конфорке на второй сковороде — корюшка горит уже синим пламенем, как угли… Я на буфете под потолком задыхаюсь от дыма, кашляю, Шура меня вниз стаскивает, окно распахивает, а на улице — холодрыга жуткая!..
— Картинка маслом!.. — как сказал потом умудоханный Шура и добавил счастливо: — Хорошо, что почти целая бутылка водки еще есть! Немедленно наливаем и снимаем к черту этот пожарный стресс!..
Опять отвлекся… Не идет у меня Шура из головы. Водилу забыть не могу, Питер…
Теперь вот, чувствую, с Фридрихом всякие душевные заморочки начнутся. Как его оставишь в таком состоянии, рядом с этими суками? Мало мне было своей российской преступности, я теперь, кажется, и в немецкую вляпываюсь…
Ладно, разберемся. Значит, эти гады хотят взорвать Фридриха в то время, когда он в Рождественскую ночь станет запускать в небо эти огненные штуки…
Стоп! Стоп! Стоп!!! В какую ночь — в Рождественскую или Новогоднюю?! Вот где нельзя завалить ухо! Ведь еще Таня Кох говорила, что между Рождественской ночью и Новогодней — вроде бы целая неделя… Вот, елки-палки, где можно пролететь «как фанера над Парижем»!..
Как бы не вышло, что я буду готовиться к взрыву в Новогоднюю ночь, а он раздастся в нашем доме на наделю раньше — в Рождественскую!
Завтра же выяснить, сколько суток осталось до Новогодней ночи, а сколько до Рождественской! Господи, да у нас в Петербурге ни одному Коту в голову не придет даже думать — которая из этих ночей раньше, и чем они вообще отличаются друг от друга!.. А здесь вот — приходится. И не просто так, из пресловутого Кошачьего любопытства, а ради спасения Человеческой жизни и самого себя — я же буду рядом с Фридрихом в момент взрыва. Да хотя бы ради того, чтобы Моника фон Тифенбах-Хартманн не умерла бы от «разрыва сердца» на могиле своего отца…