Плита остыла, но верхняя половина повара все еще остро пахла жареным мясом. Руки повара сжимали не половник, как ему по ранжиру полагалось, а тонкий обоюдоострый нож. С дальнего конца плиты находилась его нижняя половина, внутренности распростерлись по полу, словно на бойне.
Столовая была заполнена мертвыми мужчинами. Они лежали на полу, на столах, ни один из которых не остался целым, на сломанных скамьях и табуретах. Большая бочка в углу открывала свое содержимое всем желающим сквозь огромную дыру в торце, но желающих не имелось. Крысы уже немного похозяйничали здесь. При виде воина несколько серых зверьков оставили свое занятие и поспешили скрыться.
Глаза воина остановились на небольшой деревянной статуэтке в южном углу зала. Статуэтка находилась на тумбе из цельного куска дерева и голова ее была забрызгана кровью. Воин приблизился к ней и глаза его невольно наполнились слезами. Царь Воледир был перед ним.
— Я был повелителем мира и погубил его! — воскликнул воин, обращаясь к статуэтке. — Я был оплотом безопасности и сам разрушил ее! Нет мне прощения! О, царь, ты вправе покарать меня, как сочтешь нужным! Я с улыбкой и радостью приму любое наказание, которым ты одаришь мою никчемную плоть!
Воин опустился перед тумбой со статуэткой на колени и низко опустил голову. Память мучила его. Он отчетливо вспомнил глаза девушки, лежащей на лестнице в подвал. Живые глаза. Они смотрели с ненавистью. Воин был восхищен силой, что проливалась через эти глаза, молодой, необузданной силой. И остро пожалел, что не может переменить ненависть на любовь, совсем не оставалось времени. Девушка бросилась на него с ножом, собираясь прикончить человека, который только что убил ее отца, мать и двух младших сестер — очаровательных двойняшек. Воин вынужден был защищаться и перенаправил удар ножа. Рука девушки хрустнула, а в ее шею вонзилось тонкое лезвие. Она умерла мгновенно, хоть в этом воин смог оказать ей почтение.
— Зло пришло к нам, — снова обратился он к царю, — оно пришло из тьмы, царь. Виноватых в этом городе не было и нет. Я знаю, знаю! Кто-то вне пределов города, кто-то могущественный наслал на нас безумие! Теперь, когда все кончилось и безумие ушло, я чувствую, что тоже был безумен. Демоны зла схватили мой разум! Разве стал бы я иначе убивать детей и женщин? Клянусь, о, великий царь, я уничтожу того, кому понадобились жизни людей, того, кто наслал на нас демонов гнева!
Статуэтка молчала. Царь вряд ли бы стал отвечать военачальнику даже во плоти, не то, что в деревянном виде. Воину отвечали только крысы, но ни одна из них не осмелилась предстать перед его глазами.