«В случае, если по причине каких-либо роковых событий, — гласила британская нота, — сохранение status quo во всей полноте окажется невозможным, обе державы желают, чтобы никакая иная великая держава не распространяла своего владычества в какой-либо части этих побережий».
Но, указывалось далее в британской ноте, «характер этого сотрудничества должен быть установлен, когда явится в нём надобность, смотря по обстоятельствам каждого данного случая». В письме к королеве Солсбери давал следующее толкование этому типичному образчику творчества английской дипломатии того времени. «Английская нота так составлена, — писал он, — что оставляет совершенно свободным суждение, должно ли сотрудничество с итальянским правительством в каждом данном случае доходить до оказания военной помощи». 24 марта к соглашению, с оговорками, примкнула и Австро-Венгрия. Присоединялась она не особенно охотно: Кальноки боялся как бы такое «сотрудничество» против России без определённых военных обязательств Англии не кончилось тем, что Англия втянет Австрию в конфликт с Россией, а затем ретируется, оставив её вдвоём с Италией.
Договор перестраховки. К моменту завершения англо-итальянских переговоров Бисмарку уже было совершенноясно, что проект Шувалова потерпел неудачу. Но, убедившись в этом, канцлер всё-таки не терял надежды договориться с Россией, дабы обеспечить её нейтралитет на случай войны с Францией. Чтобы добиться этого, он с половины февраля принялся вредить России всюду, где только мог; таким путём он надеялся убедить царя в пользе германской «дружбы». Чиня России множество крупных и мелких неприятностей, Бисмарк в то же время то и дело заговаривал с ней о соглашении. В наиболее полной форме идея русско-германского соглашения была развита перед русским послом Нелидовым уже известным читателю Радовицем, к этому времени занявшим пост германского посла в Турции. Интересы России, говорил Радовиц, сосредоточены на Востоке. Германия это всецело признаёт: она готова предоставить там России полную свободу действий. Что же касается самой Германии, то её внимание приковано к Рейну. В случае возникновения войны с Францией Германия ожидает от России соблюдения нейтралитета.
Однако русское правительство вовсе не собиралось поднимать восточный вопрос и, тем более, нападать на Турцию. Поэтому русская дипломатия опасалась неравноценной сделки. «Мы дали бы Германии немедленную выгоду, — писал по этому поводу Жомини, советник российского Министерства иностранных дел, — а в обмен получили бы преимущество эвентуальное и отдалённое».