Когда мы ели, мимо прошел какой-то лейтенант, едва не задев столик, и словно бы случайно уронил передо мной сложенный листок бумаги. В недоумении я поднял его и прочел:
«Если вы здесь без разрешения, быстрее уходите. Поблизости полиция вермахта. Если нужна какая-то помощь, я буду в вестибюле».
Мы с Урсулой посмотрели друг на друга. Решили, что мне нужно выйти, поблагодарить его и сказать, что мои документы в порядке.
Лейтенант курил в углу вестибюля. Кратко представясь, я поблагодарил его и спросил:
— Не будет невежливо поинтересоваться причиной вашей любезности?
— Вы танкист, как и мой брат. Знаете Хуго Штеге?
Я ответил, что Штеге один из моих лучших друзей в роте.
— Что вы говорите? — обрадовался лейтенант. — Это надо отметить. Можно пригласить вас и вашу даму провести этот вечер со мной? Я знаю отличное местечко, можно пойти туда после того, как поедим.
Мы вместе вернулись к Урсуле. Лейтенант представился как Пауль Штеге, сапер. Когда после весело проведенного вечера мы расставались возле нашего отеля, он сказал, чтобы мы звонили, если он сможет быть чем-то полезен нам.
Поднявшись к себе в номер, мы устало уселись в кресла и выкурили по последней сигарете. Снаружи начинало светать, поэтому я встал и поднял жалюзи на балконной двери. Потом включил приемник.
В это время обычно передавали хорошую музыку, так называемую «программу для фронта». Симфонический оркестр, наверняка Берлинской филармонии, доигрывал «Прелюдию» Листа. Гитлер с Геббельсом загубили даже эту волнующую, романтическую вещь, превратив ее в программную музыку для своей проклятой войны. Она звучала фоном в кинохронике о налетах Люфтваффе[17].
Люфтваффе расчищали путь нам, танкистам. Люфтваффе за три дня и ночи не оставили от Варшавского гетто камня на камне. Когда вновь наступила тишина и дым рассеялся, на этом громадном пространстве не оставалось ничего выше полутора метров. Лишь горстка из сотен тысяч евреев ушла живой сквозь кордон хохочущих эсэсовцев. Горстка евреев и несколько миллионов крыс.
Под звуки праздничной музыки Листа.
— Может, выключить приемник? — сказала Урсула. — Мне эта вещь действует на нервы.
Я выключил и разделся.
— Как прекрасно мы провели день. Послушай, уже светает. Даже как-то жаль спать.
— Думаю, поспать будет замечательно — хотя бы несколько часов. Мы очень устали.
— Жизнь всегда должна быть такой замечательной. Чтобы ею можно было наслаждаться! Есть, когда проголодаешься. Выпивать, становиться слегка возбужденным и остроумным. Открывать глаза и чувствовать себя свежим, потому что тебя ждет день, полный света и свежего воздуха. В меру уставать. Я усталый в меру; сейчас я не прошу ничего.