Мой друг, горячо пожав мне руку, одобрил мои рассуждения и пообещал мне место на корабле для моих личных товаров весом в треть тонны.
Со всей страстью я взялся учить язык и в три месяца им вполне овладел.
И вот настал долгожданный день, когда три превосходно оснащённые корабля вышли из Рэтклиффа, пригорода Лондона, и взяли курс к устью Темзы. И было это десятого мая 1553 года».
И тут Ярослава прервали.
– Ой! – воскликнул сидящий среди малышей Брюс.
И, едва лишь лица всех сидящих за столом повернулись к нему, он, покраснев, добавил:
– Получается, сундук в земле двести лет пролежал. Извините.
Мы все заулыбались и кивнули ему. А Ярослав продолжил переводить:
– «Ужасное событие настигло нас третьего августа в полдень. Налетел столь чудовищный шторм, что корабли не в силах были удержаться вместе. И "Благая надежда" и "Благое упование" унесены были волнами. И, когда 24 августа наш корабль "Эдуард Благодетель" нашёл устье огромной реки, он был в одиночестве.
Здесь мы встретили рыбаков-московитов, которые сначала от страха хотели бежать, но когда сам Ричард Ченслор приветствовал их, они отвечали ему с такой добротой и радостью, что напоминали детей. Когда командный толмач финн Калев сообщил рыбакам, кто мы такие, они с радостью отправились сообщить об этом своему воеводе, который сидел в городе, именуемом "Двина"».
– Кто такой толмач? – торопливо спросил Чарли.
– Тарджуман, – машинально ответил я.
– А кто такой тарджуман? – тут же спросила маленькая Ксанфия.
– Человек, который умеет понимать смысл иностранных слов, – сказал я с некоторой задумчивостью, – и рассказывает о них другим людям.
И кивнул Ярославу.
– «И вот прибыл на корабль воевода Феофан Макаров. Он пообещал всячески посодействовать поездке Ричарда Ченслора, имеющего на этот случай королевскую грамоту, в Москву, к их царю Ивану Васильевичу. По указанию воеводы мы отвели корабль в удобное место стоянки, которое они называли Унский залив, и стали готовиться к поездке. Но воевода Феофан Макаров вместо помощи стал всячески затягивать нашу поездку. Я много раз успокаивал Ричарда Ченслора, подслушав, что воевода ждёт возвращенья гонца, которого тайно отправил к царю для получения указаний. Нам дали отличный и бесплатный провиант и удобно всех разместили. Но когда прошло три месяца, Ричард Ченслор возмущённо заявил воеводе, что мы уезжаем домой и Феофан Макаров будет считаться виновным в том, что грамота короля Эдуарда не пришла к царю Ивану. И воевода, испугавшись, дал нам сани и провожатых.
И вот 23 ноября на санях мы отправились в путь. Купцы Эдуардс и Бэртон, поскольку были назначены таковыми Советом "Общества", взяли для своих товаров каждый одни сани. Мои же товары везти никто не брался. И тогда я, дерзнув исполниться скрытой решительности, пришёл к самому воеводе, который был растерян и очевидно испуган. Я сказал ему, что он хорошо сделает, если даст свои личные сани для подарков, которые мы везём царю Ивану. И что, если он сделает так, я сообщу о его хорошем поступке Ивану Васильевичу, когда он нас примет. Воевода с радостью дал мне сани, а я сказал Эдуардсу и Бэртону, что везу имущество воеводы.