— Порой мне кажется, что только Бог Император способен понять все эти вещи, — сказал Монео.
— Это другое, — сказал Айдахо. — Занятие Бога.
— Владыка Лито говорит, что он сотворил святое непотребство.
Это был тот ответ, на который Айдахо не рассчитывал. «А на что я рассчитывал? На то, что он будет защищать Владыку Лито».
— Святое непотребство, — повторил Монео. Было какое-то странное и торжествующее злорадство в том, как он произнес эти слова.
Айдахо устремил на Монео испытующий взгляд. "Он ненавидит своего Бога Императора! Нет… он боится его. Но разве мы не всегда ненавидим то, чего боимся??
— Почему ты веришь в него? — требовательно вопросил Айдахо. — Ты спрашиваешь меня, солидарен ли я с народной религией? — Нет, веришь ли в него ты?
— Думаю, да.
— Почему? Почему ты думаешь, что да?
— Потому, что он говорит, что не желает сотворения новых Лицевых Танцоров. Он настаивает на том, что его стадо человечье, и при выведении улучшенной породы должно спариваться и продлевать род по тем же законам, что были всегда.
— Какого дьявола он должен с этим связываться?
— Теперь ты спросил меня, во что верит он. Я думаю, он верит в случай. Я думаю, это и есть его Бог. — Это суеверие!
— Принимая во внимание обстоятельства дел в Империи, весьма смелое суеверие.
Айдахо обдал Монео огнем угрюмого взгляда.
— Вы, чертовы Атридесы, — пробормотал Айдахо, — вы на что угодно отважитесь!
Монео заметил, что в голосе Айдахо прозвучала неприязнь, смешанная с восхищением.
«Данканы всегда начинают подобным образом.»
Каково самое глубокое различие между нами, между вами и мной? Вы уже это знаете. Это — жизни-памяти. Мои — полностью осознанны. Ваши — воздействуют на вас с невидимой вам стороны. Некоторые называют это инстинктом или судьбой. Жизни-памяти — это рычаги, имеющиеся в каждом из нас, воздействующие на наши мысли и наши поступки. Вы полагаете себя неуязвимыми для таких влияний? Я — Галилей. Я стою здесь и заявляю вам: «А все-таки она вертится.» То, что движет нами, прилагает свою силу так, что никогда прежде смертная сила не отваживалась ей воспрепятствовать. Я есмь, чтобы на это отважиться.
Украденные дневники
— Ребенком она наблюдала за мной, помнишь? Сиона наблюдала за мной, когда воображала, будто я этого не замечаю, как ястреб пустыни, кружащий над своей добычей. Ты сам это заметил.
Говоря это, Лито на четверть перекрутился всем телом на тележке, и его утопленное в серой рясе лицо оказалось совсем близко от лица Монео, семенившего рядом с тележкой.
Едва занималась заря над пустынной дорогой, ведущей по высокому искусственному гребню от Твердыни Сарьера к Фестивальному Городу. Дорога из пустыни была прямой, как лазерный луч, пока не достигала места, где она широко поворачивала и погружалась в идущие уступами каньоны, перед тем, как пересечь реку Айдахо. Воздух был пронизан плотными туманами, ползущими от реки, с отдаленным рокотом катившей свои волны, но Лито приподнял прозрачный колпак, прикрывавший перед его тележки. От влаги его Я-Червь пробирало неприятным мучительным колотьем, но для ноздрей его Я-человека был привлекательным сладостный запах пустыни, доносившийся из тумана. Он приказал кортежу остановиться.