Хейл осторожно взял ее лицо в руки, упиваясь каждой секундой созерцания. В лунном свете она походила на хрупкую фарфоровую статуэтку. Хейлу казалось, что от нее исходит божественное свечение.
Медленно и осторожно он коснулся ее губ, которые так манили его с первой встречи в концертном зале Сан-Антонио. Сладкая истома разлилась по его телу, и их губы слились в поцелуе.
В порыве страсти он сжал ее в объятиях и вдруг почувствовал, что руки Элизабет призывно обвились вокруг его шеи. Ободренный успехом, Хейл вдохнул в поцелуй новую жизнь, его горячий язык трепетно раздвинул дрожащие губы девушки.
От Хейла не могло скрыться, что Элизабет испытывает возбуждение. И эта мысль вызвала в его душе целый ураган новых эмоций. Никогда в жизни он не желал ни одну женщину так страстно, как Элизабет. Огонь желания пожирал его душу, сердце стучало как бешеное. О, она должна ему покориться! Он сделает все, чтобы добиться этой женщины!
Но что это? Хейл почувствовал, что она пытается высвободиться из его объятий. Сначала легко, едва заметно, потом сильнее и увереннее отталкивая его от себя. В изумлении он отпустил ее.
Элизабет опустила глаза. Было заметно, что она из последних сил пытается восстановить внутреннее равновесие. Элизабет считает его донжуаном, как же убедить ее, что он не испытывал подобного ни с одной женщиной на земле? Надо же, такую бурю чувств вызвал в нем один поцелуй!
Тем временем Элизабет удалось перевести дух. Теперь она выглядела совершенно спокойной и собранной.
— Ты победил, — тихо призналась она. — Видимо, сказался богатый опыт донжуана. Я действительно почувствовала что-то особенное. — Ее глаза затуманились.
Он отмахнулся и воскликнул:
— Лиззи…
Но девушка уже гордо вздернула подбородок, расправила плечи и повернулась с явным намерением уйти.
— Лиз, подожди!
— Спокойной ночи.
Она ушла, ни разу не обернувшись, оставив Хейла в полнейшей растерянности.
Она думала о поцелуе. Вероятно, для Хейла это было всего лишь игрой, а ее этот поцелуй потряс до глубины души. Хейл и представить себе не мог, какие чувства пробудил он в Элизабет.
По пути в свою комнату Элизабет вновь увидела корзинку с фруктами и вспомнила, что с постели ее поднял голод. Она взяла из корзинки большое красное яблоко и тут же заметила записку, приколотую к корзинке: «Отравленное яблоко — для женщины».