Она так много думала о Марате, что ей казалось — папа и мама знают. И только выпалив с порога радостную весть, она обнаружила, что им ничего не известно.
— Разве я вам не говорила?
Второй раз за несколько дней ее воображаемый мир сталкивался самым неожиданным образом с тем, что происходило в жизни реально. Позавчера она совсем забыла про жену Марата Антоновича, потому что во время опыта Гу Кай-Чжи и в то мгновение, когда чувствовала себя Данаей, не видела больше никого, кроме его и себя. И вот теперь оказывается, что она ничего не говорила о вожатом папе и маме.
— А зачем ты ему звонила? — спросил Николай Николаевич.
— Я хотела его пригласить приехать к нам посмотреть мои новые рисунки к «Войне и миру».
— Он приедет к нам?
— Нет, он будет меня ждать в три часа у Пампуши.
— У Пампуши? — растерялся отец.
— У памятника Пушкину, — не очень уверенно засмеялась Надя, скрывая свое смущение. — Аббревиатура, сокращение слов. На Твербуле у Пампуши. Это значит: на Тверском бульваре у памятника Пушкину.
Мать молча принесла свои новые лаковые сапожки на высоком каблуке и поставила перед Надей. Та благодарно прижалась к маме:
— Я пойду переоденусь.
Времени до трех оставалось не так уж много. Николай Николаевич прошелся задумчиво по коридору от кухни до комнаты, остановился перед закрытой дверью, за которой Надя шуршала платьем. Цифры площадки снова всплыли и мешали думать. Он от них отмахнулся с досадой. Рощину было ясно, что наступил тот самый момент в жизни дочери, когда он должен решать, как поступить.
— Надя, — сказал он через дверь. — Я пойду с тобой. Я вам не помешаю. Я буду сидеть в сторонке на лавочке. Там много лавочек.
Шуршание платья прекратилось, видимо, Надя услышала, что ей сказал отец, и остановилась, замерла.
— Там снег, — ответила она после довольно долгой паузы.
— Это ничего. Я быстро оденусь, — не давая ей опомниться, пообещал отец. — Я уже одеваюсь, — и крикнул жене: — Наташа, мы уходим!
Он подошел к вешалке, снял шляпу и нахлобучил ее себе на голову торопливо, но не очень уверенно.
Надя пробыла в комнате гораздо дольше, чем нужно было для того, чтобы переодеться. У нее мелькнула мысль отказаться от свидания, но она не хотела заставлять Марата Антоновича напрасно ждать у памятника Пушкину. В конце концов, это и не свидание вовсе, а просто встреча со своим пионервожатым, на которую можно прийти и с отцом. Она повертела мамины новые сапожки, вздохнула, отставила их в сторону и стала надевать свои, растоптанные.
— Надюша, а мои сапоги где? Почему не надела?
— Они мне немножко малы, — стараясь не глядеть на маму, объяснила Надя.