— Что тебе, Миша? Лекарство твое?
Отрицательный кивок головой.
— Пить? Воды?
Отрицательный кивок головой.
— Твои вещи? Да?
Гримаса немых губ и кивок, означающий и «да», и «нет».
— Поняла. Твой роман «Мастер и Маргарита». Утвердительный, почти радостный кивок и жадный страдальческий взгляд, просьба о невозможном…
— Нет, нет, ты, пожалуйста, не сомневайся. Слушай меня. Я даю тебе слово, что не умру прежде, чем будет напечатав этот роман.
Он ответил ей слабым, благодарным пожатием руки. Это была надежда, с которой он умер, чтобы благодаря своей Маргарите, выполнившей обещание, воскреснуть вновь и в образе Мастера.
Надя смутно догадывалась по тому удовлетворению, которое получала от общения с переведенными в зрительный ряд героями, что ее перо и фломастер проникают за границы невозможного. Изобразив Мастера, удачно завершив большую выставочную композицию, Надя поставила ее на тумбочку и опустилась на колени, чтобы быть с героями на одном уровне. Она никак не могла освободиться от кричащих глаз, созданных ею же самой, и все заглядывала в них, как в глаза живого человека. Она думала, что видит страдания Мастера и немножко страдания Марата, на которые, по ее мнению, он был способен. И не знала девочка, что видит перед собой глаза Булгакова, что перед ним она стоит на коленях в образе Маргариты.
— Надюшка! — раздался за спиной голос отца. — Ты выбросила этот двойной лист или он нечаянно попал в корзину? На английском языке.
Это был голос из другого мира, показавшийся Наде менее реальным, чем тот, в котором она находилась. Девочка поднялась с колен, посмотрела отсутствующим взглядом, спросила с безразличием и непониманием:
— Какой лист?
— Вот… Здесь что-то на английском языке написано. Мамочка хотела выбросить, но, может быть, не надо? Положим в архив? Это черновик письма в Австралию Гейле?
— Нет, — улыбнулась Надя.
— А чего ты улыбаешься?
— Встретилась с хорошим человеком.
— С каким человеком? Со мной? — удивился Николай Николаевич.
— И с тобой, и с Булгаковым. Это мой ответ на уроке английского языка. Надо было по-английски рассказать о каком-нибудь писателе. Вот я и рассказала про Булгакова. Но сначала подготовилась. Дома. Записала все. Ненужная бумажка, можно выбросить.
— А почему про него? Разве он твой любимый писатель? Разве ты его давно знаешь?
— Он стал моим любимым писателем с первого взгляда. Прочитала, и все.
— Ну, а что же ты в нем все-таки нашла? — огорченно спросил Николай Николаевич. — Чертей и дьяволов, кота с пистолетом?
— Я не знаю, что тебе ответить. «Мастер и Маргарита» — этим все сказано.