Ожидание было долгим и тяжелым. Допросы отменили. Как допрашивать, если вот-вот чуть не весь немецкий генералитет поставят к стенке? Шумилов напряженно мерил шагами пространство кабинета. Наконец ближе к вечеру из штаба фронта сообщили — расстрел отменяется.
Узнав об этом, Хрущев не выдержал:
— Как тебе это удалось, Катя? — кинулся он к Белозерцевой, едва она появилась. — Неужели все-таки через Лаврентия? Или… — он как-то нелепо, желая, чтобы никто не заметил, указал пальцем, — хотел вверх, а получилось — в окно. Но Катерина Алексеевна хорошо поняла его.
— Вот именно, «или», — усмехнулась она. — Что и каким образом — тебе, Никита, знать незачем. Ты должен знать ровно столько, сколько положено. И ничего больше. А Лаврентий, — она безнадежно махнула рукой, — это хитрый лис, умеет подладиться, словно ничего подобного и не приказывал.
Белозерцева вышла на крыльцо. Присев на ступени, закурила папиросу.
— Катерина Алексеевна, вы простудитесь, холодает уже, — заметила Лиза озабоченно. Выйдя следом, она набросила Белозерцевой на плечи полушубок.
— Ничего, я крепкая, — ответила та как-то сдавленно, обернувшись. Лиза с удивлением увидела, что в глазах у нее стояли слезы.
— У вас будут неприятности в Москве? — высказала она предположение.
— Чепуха, — Белозерцева пожала плечами и сбросила с папиросы пепел на снег. — Просто такое ощущение, что искупалась в дерьме. Но иначе никак нельзя. Особенно с такими, как Суэтин. Сами скоты, — проговорила она со столь неожиданной прямотой, что Лиза вздрогнула. — Они только по-скотски и понимают. Спасибо тебе, девочка, — она с благодарностью сжала руку Лизы. — Иди, отдыхай. Завтра будешь переводить Рокоссовскому, — подернутые красноватой сеточкой от усталости фиалковые глаза Белозерцевой взглянули прямо Лизе в лицо, — и словно снова зашелестели над головой старинные вязы у пруда под Лугой, послышался щебет птиц в листве, готовившихся ко сну.
— Простите, — дрогнувшим голосом произнесла Лиза, извиняясь, сама не зная за что, потом, повернувшись, чтобы скрыть нахлынувшее волнение, поспешно вошла в избу. Спрятавшись за большую русскую печь, где штабисты отвели ей самое уютное, теплое местечко, она долго не могла заснуть. Усталость, такую, что казалось, только преклони голову — и заснешь, как мертвая, точно рукой сняло, — воспоминания детства взбудоражили душу, и Лиза никак не могла успокоиться. Неожиданно появилась мысль — может быть, набраться смелости и попросить Катерину Алексеевну, когда она вернется в Москву, разузнать о судьбе сестры Наташи? Вдруг она тоже арестована или того хуже, — Лиза вздрогнула, — ее, как и отца, давно нет в живых? Ей почему-то казалось, что Белозерцева не откажет, согласится помочь, тем более у нее имеются все необходимые связи, вплоть до приемной Сталина. Но откуда у знакомой ее отца, бывшей аристократки, они появились, — столь трудного вопроса Лиза не задавала себе. Она понимала, что ответ, который, конечно, существует, ей не найти никогда.