То, что прокурор Измайлов провел ночь в моем доме и с моей женой, вам подтвердит мой сосед Заикин Афанасий Семенович. Он видел, как Измайлов рано утром уходил из нашей квартиры, после того как я его выгнал.
Убедительно прошу партийные органы разобраться в поступке гр. Измайлова и наказать. Он разрушил мою семью, воспользовавшись положением прокурора. Государство дало ему эту должность и звание не для того, чтобы приходить в чужие дома с подлыми и низкими намерениями. Если таким доверять власть, то честным и трудовым людям деваться будет некуда…»
Измайлов читал заявление и мучительно соображал, когда Зарубин получил этот документ.
…Выходит, Белоус сразу же утром, после ухода Захара Петровича из квартиры Марины, отправился в обком. Да, скорее всего, это было именно так, иначе заявление не попало бы так скоро к Зарубину. Измайлов припомнил, что облпрокурор исчезал во время утреннего заседания.
Измайлов кончил читать и вернул заявление Зарубину. Тот положил перед Захаром Петровичем пуговицу.
— Ваша? — коротко спросил Зарубин.
Это была обыкновенная пуговица, металлическая, с гербом, какие пришиваются на обшлага. Измайлов невольно посмотрел на рукава своего форменного пиджака.
На левом одной пуговицы не хватало…
— Возможно, моя… — растерянно сказал он.
А ведь вчера она была. И Галя никогда не допустила бы такой неряшливости в костюме мужа.
И вот эта безделица, в другое время — пустяк, явилась последней точкой.
«Ну и дурак же этот Белоус! — подумал со злостью Захар Петрович. Выставлять на позор жену…»
— Все было не так, — глухо сказал он.
— Когда мне передали это, — брезгливо кивнул на заявление Зарубин, я подумал: клевета… Скажите, вы действительно ночевали у этой Хижняк-Белоус?
— Ночевал.
— Мужа дома не было?
— Не было.
— Значит, вы были с ней только вдвоем?
— Почему! Ночевать остался и этот самый Альберт Ростиславович.
— Выходит, Белоус врет, что застал только вас?
— Понимаете, и в самом деле, когда Белоус пришел утром, Альберта Ростиславовича уже не было…
— Значит, все-таки не врет…
— Не врет, — сказал Измайлов растерянно.
И эта растерянность не прошла незамеченной.
Зарубин взял заявление, положил в сейф. Посмотрел на часы, на Измайлова.
— Придется вам писать объяснение, — сухо произнес он.
— Объяснение?! — вырвалось у Захара Петровича. — На это… на этот… — Он никак не мог подыскать нужного определения.
— Да, объяснение, — раздраженно сказал облпрокурор. — Мы должны выслушать и другую сторону.
Он положил в сейф и пуговицу.
«Я уже — другая сторона», — с горечью и недоумением подумал Измайлов.