- Мишенька, сыночек! - Пацан отодвинул меня:
- Мама, я здесь!
- Миша, одень шапочку, солнце головку напечет, - женщина бредила.
Я расспросил пацана. Оказалось, что изначально они жили тут втроем. Он, мама, и дедушка. Именно дедушка, как только начало холодать, притащил палатку и походную туристическую печку. Он же запас еды и немного дров. Когда пришли морозы, дров хватило на две недели, и дедушке пришлось выходить за дровами. Дедушке было за семьдесят, ему было тяжело. Два раза он приносил дрова, а на третий ушел и не вернулся. Миша с мамой прождали три дня, потом, поняв, что дедушку не дождутся, за дровами пошла мама. Ей удалось принести обломков какой-то мебели, но этого хватило ненадолго. А в следующий выход маму продуло, и она свалилась с температурой. Вдобавок ко всему кончились продукты. Мама и так отдавала все мальчику, сама почти не ела, но даже тот скудный запас, что был, вышел весь. Мишка уже отчаялся, и собирался идти искать еду и дрова сам, когда услышал наши голоса снаружи. Я задумался. Мишка, точно прочитав мои мысли, с жаром зашептал:
- Не бросайте, нас, пожалуйста!
С одной стороны, мы не могли помочь всем. Таких историй, как история Мишки и его мамы, вокруг были тысячи. За каждым окном в городе, в каждом доме кто-то умирал, или уже умер. С другой стороны, вот так уйти и бросить их подыхать я не мог. Что-то внутри противилось этому. Я вылез из палатки и прошелся по квартире. Вайнштейну надоело ждать снаружи, он втащил внутрь наше барахло и расхаживал по квартире.
- Забираем пацана с собой, - сказал я, - и маму его тоже. - Вайнштейн поднял голову - он что-то поднял с пола, стер иней, и рассматривал. Я сначала принял это за картину в пластмассовой рамке, но когда он сунул это мне в руки, увидел, что это диплом. Алине Гофман в честь успешного окончания курсов парамедиков.
- Согласен, - кивнул Вайнштейн, и постучал по диплому. Вайнштейн в своем репертуаре. Хотя, он в чем-то прав, мы не можем позволить себе нахлебников, и так детей трое. Пацан таращил на нас полные надежды глаза, я подмигнул ему и ободряюще улыбнулся. Он несмело улыбнулся в ответ, все еще не веря, что мы не развернемся, и не уйдем.
Я затопил печку, использовав для этого остаток дров, что мы несли собой, пламя весело затрещало, и в палатке сразу стало тепло. Я пожалел, что дедушка не дожил до нашего прихода. Такой человек нам бы не помешал. Мы накормили Мишку, влили его маме в рот остатки бульона из термоса и пошли домой.
Пацан не хотел бросать маму, поэтому мы оставили его с ней, наказав ждать нашего возвращения. Кое-как добрели до дома, благо, было недалеко. Вайнштейн сразу завалился спать, а я, хоть и устал смертельно, взяв Эли, пошел назад. Я опасался, что на следующий день просто не смогу найти в заснеженном городе нужный дом. С собой мы взяли лист жести, с веревкой, и захватили еще одну пару снегоступов для Мишки. Пацан, несмотря на холод, торчал у окна, высматривая нас, ждал. Я еще издали увидел его машущую рукой фигурку. Мы завернули Алину в одеяло, положили на лист жести, и впряглись в импровизированную волокушу. Впряглись все, пацан тоже. Шли медленно, с трудом. В снегоступах и так-то ходить непросто, а тут еще надо что-то буксировать, в общем, непросто.