— В поисках истины я изведал все, а тебе, — Кучак опять засмеялся, — и сотой доли этого не вынести. Сам Кипчакбай удостоил меня своей беседы, и даже Черный Имам интересовался моей особой. В трудные времена жильем мне служил утес. Я могу питаться костями и снегом. А ты что такое? Даже против этих джигитов, — он указал на других басмачей, — ты хоть и старший, но ты ничто… Не мог же я вам так сразу открыть, что меня послал на разведку сам Тагай — проверить по секрету от вашего курбаши Шарафа, на что вы годны. Что мне Шараф! Он исполнит любой мой приказ. Вы еще не знаете, кто я… Я…
Басмачи не знали, верить или не верить словам этого странного, то ли безумного, то ли действительно значительного человека. Но больше они его не били. Забыв о тропинке, еще недавно так волновавшей их, окружив Кучака, они ловили каждое его слово.
Чего только не наплел Кучак, чтобы привлечь все внимание басмачей на себя! Он ни на одно мгновение не забывал, что успех всего предприятия и его жизнь зависели сейчас только от него одного.
Кучак видел, что его слова отвлекают внимание басмачей от тропинки, и это еще больше воодушевляло его, пробуждая в нем силы истинного артиста. Он и сам начал удивляться себе и теперь слушал себя как бы со стороны.
Проходили минуты, десятки минут — басмачи как завороженные смотрели в рот Кучаку. Он мельком взглянул на тропинку: а что же делается там? И тотчас все басмачи посмотрели туда же. Кучак мысленно обругал себя за неосторожность и больше не пытался делать это.
Он как раз успел рассказать половину «Сорока небылиц» и скороговоркой продолжал:
— …хотел напиться, а вода замерзла. Ударил лбом в лед — не помогает. Снял голову, разбил лед, напился… Иду, испугался шума… На реке мальчишки с криком убегают. Ощупал себя — головы нет. Вернулся, нашел голову, а там в ушах гуси уже успели снести по сорока яиц. Спрятался я под бородой козла. Тогда…
Ворвались бойцы. Кучака трясла нервная лихорадка, когда он с яростью, неожиданной для него самого, вцепился в старшего и визжал при этом так, будто его резали.
Максимов на минуту остановил свою взмыленную лошадь и подробно объяснил бойцам план дальнейших действий. Двинулись по тропинке на восток. В том месте, где тропинка, спускаясь к реке, расширялась и исчезала среди кустов и деревьев на берегу, Максимов спешился и пропустил бойцов вперед. Взвод разделился на две части.
Подождав, чтобы дать бойцам время занять позиции, Максимов вскочил на коня и поехал по тропинке через заросли. За ним на рыжей лошади трясся Кучак, поглядывая по сторонам. Он был горд собою, как никогда. У Горного кишлака Максимов приказал Кучаку следовать за ним на значительном расстоянии. Вправо и влево отходили ущелья.