— Что ты делаешь! Накорми, а потом пой! — рассердился Чжао.
— Правильно! — поддержал его Муса.
— Эй, Биби, Биби! — позвал Кучак. — Свари плов для гостя.
— Как, — удивился Джура, — ты позволяешь женщине варить плов? Ты?
— У меня теперь более важные дела, — гордо сказал Кучак и не спеша развернул перед Джурой газету. Со страницы газеты на Джуру смотрело строгое и самодовольное лицо Кучака. — Это я, — сказал Кучак, — я, манасчи Кучак. А здесь, ниже, написано о том, как я помог поймать Кзицкого…
Кучак приготовился рассказывать. Тогда Биби, не выдержав трескотни Кучака, сказала ему по-русски:
— Пой, ласточка, пой!
Все засмеялись. Кучак рассердился, потому что эти слова он сам сюда привез, а теперь все его дразнят.
— Пей! Ты батыр! — сказал Муса, подавая Джуре большую деревянную чашку с кумысом.
— Пей, батыр, кизил-аскер! — закричали все присутствующие.
Джура взял от Мусы пиалу и обвел всех глазами.
— За хорошую жизнь пью, за вас пью, киргизы, за то, чтобы вы все стали достойными членами великого рода большевиков, — сказал Джура и выпил пиалу до дна.
Кучак ударил по струнам.
Зейнеб сидела на ковре с отсутствующим взглядом и словно прислушивалась к чему-то, что звучало издалека.
Стоило Джуре повернуть к ней голову, она обращала к нему глаза, светившиеся таким счастьем, какого он до сих пор не встречал в глазах у других людей.
Люди безмолвствовали, и только клекот горных орлов да шум далекого водопада врывались в песню.
А Кучак пел:
Песня звонкая летала,
Песня чудная носилась
Высоко над облаками.
Путешествуя по миру,
Песнь устала и спустилась
Ночевать в кишлак памирский.
Много, множество киргизов
Собирались к дивной гостье
Слушать сказки, песни, джиры…
Много тысяч каим, улен
И историй сохранили
И запомнили киргизы.
А из дальних летних стойбищ
Поздно ночью приезжали
И узбеки и казахи,
Но всего не услыхали.
Лишь концы прекрасных звуков
Увезли они с собою.
Песнь киргизов полюбила,
Песнь киргизов навещает
На Тянь-Шане, на Памире.
На джейлау изумрудных,
Где кумыс течет рекою,
Где играют на дутарах,
Где дымится жирный плов.
Слушайте меня, Кучака!
Я спою вам о минувшем —
То, о чем шумит ковыль.
То, о чем звенит нам ветер
В черепах врагов убитых,
То, о чем гремят нам реки
В неприступных дебрях гор,
То, о чем козлу седому
По утрам свистит улар.
Я спою вам о прошедшем:
Как в горах Биллянд-Киика
Басмачи нас окружили,
Били, мучили огнем,
Как Джура зажегся гневом,
Поклялся им мстить до смерти.
Был Балбак, богатый, хитрый,
Был Тагай — басмач опасный,
Был Казиски, был Шараф.
Кишлаки тогда пылали,
Трупы землю устилали,
Кровь текла вместо воды.