— До этого времени, — продолжал я, — ваша фантазия может изощряться в поисках разъяснения, которое я обещал. Однако предупреждаю вас, что эта история правдива от начала до конца и что во всем, что я вам рассказал, нет ни обмана, ни мистификации, ни грабителей…
— Ни привидений? — сказала Эдокси.
— Ни привидений, — ответил я, вставая и берясь за шляпу.
— Честное слово, тем хуже, — сказал Анастаз.
— Но если это был не настоящий призрак, — сказал Анастаз, как только я сел на свое место, — расскажи нам, что же это было? Вот уже месяц, как я размышляю об этом и не нахожу для твоей истории разумного объяснения.
— И я тоже, — сказала Эдокси.
— У меня не было времени об этом думать, — сказал помощник прокурора, — но, насколько я помню, все это было страшно фантастично.
— А между тем здесь нет ничего сверхъестественного, — ответил я, — и каждый слышал от других или видел собственными глазами вещи куда более необычайные, чем то, о чем мне осталось рассказать, если вы расположены слушать меня еще.
Кружок сомкнулся теснее, ибо в долгие вечера в маленьком городке ничего нет лучше, как слушать перед сном детские побасенки. Я начал.
— Я рассказал вам, что мир был заключен. Сержи умер, Бутрэ стал монахом, а я был теперь всего-навсего мелким собственником с некоторым достатком. Выплата моих доходов за время революции сделала меня почти богатым, а наследство, пришедшее сверх всего этого, принесло мне уже неожиданные излишки. Я решил истратить их на поучительные и приятные путешествия и некоторое время колебался в выборе страны, которую бы мне следовало посетить, но это было лишь притворство моего рассудка, боровшегося с сердцем. Сердце звало меня обратно в Барселону, и этот роман, если бы был здесь уместен, оказался бы добавлением более длинным, чем самая повесть. Во всяком случае, письмо Пабло де Клауса, самого дорогого из друзей, оставленных мною в Каталонии, окончательно определило мое решение. Пабло собирался жениться на Леоноре. Леонора была сестрой Эстеллы, а Эстелла, о которой я скажу немного, была героиней романа, о котором я совсем ничего не скажу.
На свадьбу я опоздал, ее отпраздновали за три дня до моего приезда; но свадебные торжества еще продолжались, ибо, согласно обычаю, они затягиваются иногда дольше, чем радости медового месяца. Но и эти радости не иссякали в семье Пабло, который был достоин любви прекраснейшей женщины и который и ныне так счастлив, как тогда об этом мечтал. Так иногда бывает, но не нужно принимать это за правило. Эстелла отнеслась ко мне, как друг, об отсутствии которого сожалеют и которого рады увидеть снова; мои отношения с ней не давали оснований ожидать от нее большего, особенно после двух лет разлуки, — ведь происходило это в 1814 году, в недолгий период европейского мира между первой Реставрацией и двадцатым марта.